(продолжение, начало здесь) Большинство кризисных должников ещё не успели выплатить значимую часть ипотеки. У них навсегда отбирают квартиру, плюс заставляют за неё заплатить. Непрогадное дельце для банка, правда? При оценочная стоимость отобранной квартиры превышает её изначальную цену. Например, семья выплатила 10 тыс. Осталось 200000 евро долга. На это навешивается 12% процентов просрочки (intereses demora) и 1.68% процента задолженности (intereses ordinarios). К ним 20000 евро затрат (costas), состоящих из оценки жилья архитектором (tasacion), налогов (tasas), услуг адвоката (abogado) и прокурора (procurador). Оценочная стоимость около 248000 евро. По такой цене квартира выставляется на аукцион (subasta). Если семья успела уже выплатила существенный процент ипотеки, то долг не настолько страшен. Есть люди, которые наживаются на покупке недвижимости с долгом меньше её рыночной стоимости. Если купили с акциона, то аллилуйя – у семьи просто отбирают квартиру, долга не навешивается. Но чаще всего покупатель не находится, поскольку цена с долгом слишком высока. Квартира передаётся банку. Чтобы присвоить себе квартиру, банк по закону как бы платит 60% от её оценочной стоимости. Итого на семье остаётся пожизненный долг в размере 40% от оценочной стоимости (в нашем примере 99000 евро). С начала судебного процесса может пройти до 9 месяцев, прежде чем семью вышвыривают вон. Социальной программы для пострадавших от кризиса нет. Ты просто оказываешься на улице с многотысячным долгом. Люди в отчаянии прыгают из окон. Такие самоубийства случились в стране Басков, Андалюсии. В ответ испанское правительство принимает меры: семей с детьми меньше трёх лет или с недееспособнобными и стариками теперь выселяют только через 2 года. Но выселяют. И с долгом. Чтобы подстраховаться от такого исхода, можно добавить к ипотеке страховку тысяч за 20, которая в случае вашей неплатёжеспособности покроет ипотечные выплаты за 2 года. Впрочем, при таких законах риск всё равно велик. Стоит десять раз всё взвесить.

законы, испанцы, недвижимость

Сейчас по всей Испании в продаже появляются “дешёвые” квартиры. В Барселоне можно найти квартирку за 60000-100000 евро, что ещё год-полтора назад было немыслимо. Большинство этих квартир находятся “en el culo del mundo” (исп. в жопе мира), то есть в отдалённых районах, типа Nou Barris, Horta, либо в очень злачных, типа La Mina. В основном эти кватиры “hecho polvo” (исп. в хреновом состоянии). Однако, попадаются и неплохие за 80000-90000 в Эйшампла, Побле Ну, Саграда Фамилия. С приходом кризиса более 350000 испанцев не могут платить за взятые ипотеки. Их квартиры возвращаются банкам и всплывают на рынке по упавшей цене. По вине грабительских испанских законов, которые ужасают правозащитников других стран ЕС, развёртываются полномасштабные семейные трагедии. Происходит это так. Семья, окрылённая идеей обзавестись собственным кровом, берёт ипотеку. Например, 210000 евро. На последние сбережения выплачивает первый взнос 10%, 21 000 евро, плюс 10-12% расходов за оформление сделки (налоги 8%, остальное нотариус и регистрация). Подписывается 30-летняя кабала что-то в районе 700-1000 евро в месяц. Если дело происходит до кризиса, то семья понятия не имеет о грядущих урезаниях зарплат и безработице. Но вот начинаются увольнения, кормилец семьи остаётся без работы. Пособие (paro) едва покрывает нужды семьи. И вот наступает месяц, когда денег за очередную выплату у семьи не находится. Банк присылает напоминание. Семья в отчаянии. Банк напоминает ещё раз. Какое-то недолгое время семья получает злосчастные напоминания. Вроде бы самое время сбыть с рук квартиру. Но продать её можно только по той же цене или выше, иначе не закроешь ипотеку. Времени ждать покупателя нет, кроме того, цены на недвижимость упали. Избавиться от квартиры не удаётся. Наконец, банку надоедает напоминать и он обращается в суд. Начинается необратимый процесс. Через 20 дней выходит постановление суда об отъеме квартиры. Самое страшное, что в Испании у проштрафившегося ипотечника не просто отбирают квартиру (как в большинстве стран), но и принуждают выплачивать остаток ипотеки… (продолжение в среду)

законы, испанцы, недвижимость

(продолжение, начало здесь) Толпа, направляясь вниз по Брюк, размахивала яркими флагами и броскими транспарантами. Анархисты, коммунисты, каталонские сепратисты с радостными и решительными лицами – всех объединяла солидарная ненависть к правительству. Кое-кто тянул за собой ребёнка, у кого не было ребёнка – катил рядом велосипед. Они дудели, свистели, выкрикивали лозунги, взрывали рождественские петарды. Самый популярный транспарант – ножницы, вписанные в красный круг запрещающего дорожного знака. Бастующие – в большинстве своём молодёжь – припанкованная, прихипованная, совсем немного пенсионеров и ещё меньше людей среднего поколения. Кто-то из манифестантов и правда пострадал от правительства, которое нагло урезало зарплаты и льготы в попытке решить финансовые проблемы за счёт бедных. Верю, что таких было много. Но у самых скандальных зазывал всё же были лица бездельников, негодующих от того, что халява кончается, и им придётся что-то делать в своей жизни. И это портило всю картину. Замызганные одежды, рты с косячками в зубах, щёки слегка оплывшие от чрезмерного потребления “Xibeca”, глаза, в которых лично мне читалось: “Испания в жопе, и мы загоним её туда по самое говно.” В воздухе висел духан алкоголя и марихуаны, погружая ночь в атмосферу праздника и обидной несерьезности. Примкнуть к колонне мне не захотелось. Я просочился через толпу и попытался уйти с Брюк в сторону. Рядом раздались громкие хлопки. Проезд по спасительной Гран Бие перекрывали тёмно-синие фургоны “Mossos d’esquadra” с угрожающими мигалками. Тротуар перекрывала цепь спецназовцев в броне и с дубинками. Я упёрся в прозрачный щит одного из них. С переполненной людьми улицы меня не выпустили. Тогда я пошёл вверх по Брюк – против течения. Толпа сгущалась. Особенно активные группы долбили в бубены и распевали песни народного гнева. По дороге я обнаружил пару загаженных и изрисованных банкоматов. Рядом с ними красовались серпы и молоты, надписи “Lladres, lladres vosaltres sou els!” (кат. “Воры, воры вы!”), “Estafadores” (жулики), “¡Stop desahucios!” (исп. “Прекратить выселения!”), “Vaga general”, “Socialisme”. На некоторых транспарантах красовалась голова Рахоя, которой отрезают шею злосчастными ножницами. На примыкающих к Брюк улицах колонна с двух сторон была зажата полицейскискими фургонами – шаг вправо или влево и получишь дубинкой по дудке. Я шёл вверх до улицы Валенсия. Там колонна иссякала. За ней хищно кралось с десяток полицейских фургонов, мигающих сине-красными огнями, набитых “mossos”, каталонским спецназом, готовым выскочить по первому сигналу и разогнать толпу. Выйти из колонны было большим облегчением. Я вдохнул посвежевший ночной воздух и в свете фонарей потелепал в сторону дома. Вне зон, охваченных забастовкой, люди жили обычной жизнью – неторопливо ужинали в уличных ресторанах, покупали продукты в пакистанских магазинчиках, стриглись в китайских парикмахерских. Диагональ, однако, была частично перекрыта. Пешеходы сновали там необычайно оживлённо, особенно при приближении к Пассейж де Грасия. Там на площади-перекрёстке со стеллой развернулся настоящий “день пива”, по крайней мере так карикатурно это выглядело. По площади разъезжал грузовичок с транспарантами, из колонок лился разухабистый испанский рок. Молодежь тусила и оживлённо покрикивала протесты. Я шёл и шёл через всю Барселону. Прогулка отогнала усталость. Хотя я и не отказался работать в день забастовки, исторический момент испанского кризиса я всё же не упустил и воочию лицезрел могучие народные протесты.

испанцы, события, улица

Как-то разговорились с иностранными друзьями о жестах. Казалось бы, столько сейчас фильмов и информации в интернет, вроде бы всё уже давно универсализировалось, но нет – некоторые жесты или их исполнения до сих пор остаются очень даже территориально-зависимыми. Например, русский типичный жест “покрутить пальцем у виска” в испанской культуре исполняется иначе. У нас палец упирается в висок и крутится кисть. У них кисть остаётся неподвижной, а крутится палец. У немцев, со слов моего коллеги Герхарда, то же самое так вообще изображается маханием ладони перед своим лицом – вверх-вниз. В Южной Америке, чтобы изобразить что-то тошнотворное, открывают рот и тычат туда пальцем (не касаясь языка), у нас – рот прикрывается ладонью и изображается пантомима рвоты. В Колумбии и Эквадоре очень популярно указывать на предмет интереса губами. Их с детства учили, что показывать пальцем не хорошо, поэтому они складывают губы в бантик и мотают подбородком в сторону указываемого. Наша фига, ни испанцам, ни южно-американцам, ни немцам совершенно непонятна. Для них это нечто неприличное вроде “фака”. Кстати, как “фак” с пальцем, так и с рукой, жест как известно международный благодаря Голливуду, американцы позаимствовали у итальянских эммигрантов. Другой популяризованный американцами жест – быстрое сгибание четырёх пальцев по два на каждой руке (означает “в кавычках”, “типа”, о чём-то фальшивом, ненастоящем). Ещё совсем недавно россиянам он был совсем незнаком. Молодёжь усвоила его из сериалов и от иностранных друзей. Неплохо было бы и нам распространять свои жесты. “Фига” – бог с ней, жест редкий. Зато “вешать лапшу на уши” или “закатать губу” стоило бы европейцам и усвоить. В современном мире эти жесты крайне актуальны…
Какие иностранные жесты незнакомые русским знаете вы? Какие другие наши жесты незнакомы иностранцам?

испанцы, культура, немцы, русские

Все складывалось как нельзя лучше. Последние практики перед экзаменом я рулил так, что даже мой придирчивый учитель, Антонио, довольно приговаривал “¡Sí, señor!”. Мне опять повезло: экзамен назначили в Педральбесе, а не в Побле сек. По совпадению, я сдавал вместе с Алехандро, с которым мы сдружились ещё во время прошлой попытки.

— Помнится, ты в сентябре хотел пересдавать, — сказал я ему.
— Они до сих пор мне не разрешали! — прошептал он. — Всё тянули деньги…

Читать далее

вождение, испанцы, улица

Энрике вернулся с Сандрой из Эквадора. Пока они гостили, Сандра поучилась там на права, пользуясь тем, что в Южной Америке намного дешевле.
– Ты не представляешь, какое там движение! – рассказывал Энрике, водитель с десятилетним стажем. – В Барселоне просто всё идеально!..
– Ну как же идеально! – перебил я его. – Вот буквально вчера я ходил на практику по вождению. Подъезжаю к перекрестку, там знак “уступить движение” (исп. ceda). Я снижаю скорость, чтобы убедиться, что никого по сторонам нет. Меня тут же обруливает дрындоцикл и – вжих! – на полной скорости проносится через опасный перекресток. У него просто не было времени посмотреть по сторонам… На следующем перекрестке опять тот же знак. Я опять снижаю скорость, и теперь уже другой дрындоцикл на полной скорости обгоняет меня и проносится через перекресток…
– Фигня! Я тебе говорю, что в Барселоне всё ИДЕАЛЬНО! В Эквадоре ВООБЩЕ никто знаки не соблюдает. Лезут, кто наглей. Если притормозишь на “уступить движение”, можешь застрять там на часы – НИКТО тебя не пропустит. Надо переть в наглую…. И это при том, что у них нет обязательного страхования… Один раз я просто на месте стоял, и один идиот мне в зад впечатался. Потом он объехал и еще орал на меня. Там, чтобы расслабленно водить, на танке нужно ездить. А ты говоришь, Барселона…
– Расскажи ему про автобусы! – вклинилась Сандра.
– Автобусы – вообще отдельная песня, – сказал Энрике. – Каждый раз, когда заходишь в автобус, молишься, чтобы доехать живым.
– Да-да! Я так себе и сказала, – сказала Сандра, – если вернусь живой в Барселону, пойду в церковь. Никогда не ходила, а вот после эквадорских автобусов пойду.
– Ты не представляешь, как они на крутых горных поворотах легковушки обгоняют, – добавил Энрике, – а, если случись авария, то водителя не сыскать. Просто он, когда видит опасность, открывает дверь и заранее выпрыгивает из автобуса. Да-да, отправляет пассажиров в тартарары. Автобусы там то и дело падают, да и легковушки. Вот одна недавно упала в расщелину километр глубиной! Пассажиров из кузова буквально выскребали. Так что ты давай не жалуйся… В Барселоне вождение – сплошное удовольствие. После Эквадора я чувствую себя тут в совершеннейшей, просто райской безопасности.

вождение, испанцы, улица, эквадорцы

Говоря о лете, в Испании есть расхожая фраза “estar de Rogriguez”, которая дословно переводится как “быть в состоянии Родригеса”. Впервые я услышал её от Паолы (“Мой коллега сейчас в состоянии Родригеса!”), а потом встретил её в культовом испанском сериале “Cuéntame como paso”. Применяется эта фраза обычно к женатому мужчине, который остался работать в городе, когда его семья уехала на отдых, как правило летом. Популярной она стала в начале семидесятых во времена Франко, когда мужчины работали на предприятиях, а женщины в большинстве своём были домохозяйками. В те времена многие ещё сохранили связи деревней. Как правило, они там родились, но потом перебрались жить и работать в город. Летом такая обычная испанская семья выбиралась в деревню на природу, это было дёшево и удобно – заодно родственников повидать, а мужчина надолго выехать не мог, он был привязан к работе… Почему во фразе упоминается Родригес, а не Гарсия или, скажем, Фернандес – вопрос мутный. Более вероятным кажется, что фраза стала популярна после испанского фильма 1965 года “El cálido verano del Sr. Rodríguez” (исп. Жаркое лето сеньора Родригеса), герой которой попал в подобную ситуацию.
Передать всю суть “estar de Rodriguez” на другом языке не просто. Русско-испанские словари предлагают перевод “соломенный вдовец”, с которым я не согласен. В оригинале “соломенная вдова” – это женщина, длительное время живущая от мужа, по причине от неё не зависящей. Слово “вдова” – придаёт фразе мрачный оттенок, хоть вдова и “соломенная”, не постоянная, но всё же вдова. Подтекст слова намекает на вынужденное долгое одиночество и душевные муки. “Состояние Родригеса” несёт более беззаботный и шалопайский характер.
– ¡Anda, está, se queda de Rodríguez! (Оба-на, глянь-ка, он остаётся Родригесом!)
“Остаться Родригесом” отнюдь не означает дебош и разврат. В этой фразе таится некоторая невинность и мальчишество. Предполгается, что муж вообще-то любит свою жену и детей, просто уклад его жизни вдруг резко поменялся и эта резкая перемена подталкивает его к всевозможным мелким авантюрам. Изо дня в день семейные обязанности и заботы и вдруг – бац! – ты один и делай, что хочешь. Испано-английский словарь Коллинз переводит “estar de Rodriguez” как “to be left on one’s own” (анг. быть предоставленным самому себе), что звучит лучше “вдовца”, но всё же суховато. В статье “…de Rodríguez” делаются попытки приблизить английский перевод к смыслу испанского оригинала: “When the cat’s away, the mouse will play!” (анг. Когда кошки рядом нет, у мышки жизнь – кордебалет!) или “Footloose and fancy-free” (анг. Свободен, как вольная пташка). Лучше, но не то. В этих переводах озорство слишком радикальное, словно для мужчины семья – это тюрьма, и он внезапно “остаётся Родригесом” и вырывается на свободу. Элемент свободы, безумства в “состоянии Родригеса” есть, но к нему примешивается и грусть, и тоска по любимым людям, и неспособность сделать что-то по-настоящему гадкое. На одном из форумов был предложен вариант “home alone” (один дома), который меня полностью устраивает. Он вызывает воспоминания о старом добром “Один дома” с Маколеем Калкиным. Герой этого фильма поначалу был жутко рад остаться наедине, но потом влип в крупную передрягу и вообще стал скучать по родным. В выражении “один дома” есть всё: и озорство, и мальчишество, и безрассудство, и тоска, и главный подтекст: “Хорошо одному, но изредка и недолго!” Интересно, что с феминизацией и избавлением от мачизма в Испании фраза “estar de Rodriguez” стала применяться и к женщинам. Современные бизнес-леди отправляют своих мужей с детьми на отдых, а сами устраивают “девичники” и вообще весело проводят жаркое летнее время, отвлекаясь о семейных забот.

английский, испанский, испанцы, культура, язык

Карлито, сын Эммы, нашей бухгалтерши, стоял себе спокойно возле пешеходного перехода и ел мороженое.
Подъехало такси и переехало ему ногу.
Было так больно, что он даже не сразу понял в чём дело. Неловко взмахнув руками, он от неожиданности впечатал мороженым в стекло. Такси притормозило и сдало назад. Из машины выскочил водитель.
– Мальчик, у тебя всё в порядке?
Карлито сморщил лицо и часто задышал.
– Н-н-не знаю… кажется… кажется, да.
– Ну тогда я это, того… поехал?
Карлито, всё также морщась, неуверенно пожал плечами. В тот момент мальчика больше интересовала его нога, чем чужая забота. Таксист, выполнив свой гражданский долг, поспешил удалиться. Через пару минут выяснилось, что идти Карлито не мог. Пальцы ломило так, что хотелось упасть на тротуар и истошно выть. Превозмогая боль, он доковылял до скамейки и созвонился с матерью. Вскоре родители приехали за ним. В больнице выяснилось, что у Карлито буквально раздроблены три пальца и повреждена кость ступни. Срочно сделав мальчику операцию, ему наложили на ногу гипс и прописали постельный режим. На дворе стояло начало июня. Вот-вот закончилась школа. Впереди была свобода от занятий, пляж и игры с друзьями. Вернее, могли бы быть. Вместо этого Карлито сидел дома, иногда его возили на процедуры. Друзья заглядывали в гости, изо дня в день всё более загорелые, но это было так уныло и бессмысленно, как и ковылять на костылях во дворе. Деньги, предназначенные на поездки и увеселения, пошли на лекарства и процедуры. Взять их было не с кого – виновник травмы не оставил и следа. Впрочем, мальчик усвоил: случись подобное ещё, нужно требовать телефон, или хотя бы записывать номер машины.
– Мама, если меня в школе спросят, как я провёл лето, знаешь, что я скажу?
– Что, сынок?
– Это было блядское говно! (исп. ¡Ha sido una puta mierda!)
– Карлито, ну нельзя же так!
– А как ещё, мама? Восхитительное у меня вышло лето…

испанцы, транспорт, улица

Мои знакомые латинамериканки со своими родителями общаются исключительно на “вы”. Прямо, как дворянство в классике русской литературы:
– Матушка, как вы поживаете? (¿Mami, como está usted?)
– Папенька, насчёт денег не беспокойтесь, на жизнь хватает. (“Papi, no se preocupe del dinero, para vivir me sobra.”)
У них так там принято. По всей Латинской Америки дети в основном с родителями на “вы”. Независимо от уровня и условий жизни: бедные и богатые, городские и деревенские. У испанцев иначе. Когда к Матео, моему бывшему соседу по квартире, в первый раз собирались приехать родители, он подошёл ко мне и предупредил:
– Олег, у меня отец ещё довольно молодой, ему только пятьдесят два. Так что ты ему не “выкай” (исп. hablar de “usted”), спокойно общайся с ним на “ты”. (исп. tutear)
Такая разница в обращении к старшим сложилась не потому, что латиноамериканцы неиомверно утончённые, а испанцы чудовищно неотёсаны. Она историческая. Дело в том, что на для облагораживания Латинской Америки европейцы засылали целые армии священнослужителей. Напыщенное клерикальное братство оказало огромное влияние на воспитание новых поколений латиномериканцев и, прежде всего, на их язык. Отсюда столь подчёркнутое уважение в общении и множество заумных для простых испанцев слов (вроде лат. амер. однословных “añorar”, “extrañar” вместо исп. составного глагола “echar de menos” для “скучать по кому-либо”).

испанский, испанцы, язык

– Не-е-е-е-ет…. не работает нтерне-е-е-ет! (исп. No-o-o-o-o, no funcióna internet) – противным скрипучим голосом заверещал Серхио.
– Н-е-е-ет! – хохоча, и также противно искажая голос, подхватил Даниэль.
– Интерне-е-е-ет… – вторил им Хосе.
Когда у нас в офисе отрубался интернет, они дружно повторяли одну и ту же шутку с этим скрипучим, словно издыхающим голосом. Сисадмин Марк ничуть не злился и смеялся вместе с ними, одновременно лихорадочно тыкая по кнопкам и пытаясь решить проблему. Я всё никак не мог понять, в чём фишка, пока не узнал о культовом мультфильме испанских айтишников “Худший день в моей жизни” (El peor día de mi vida) о фиолетовом человечке с квадратной головой по имени Энхуто Мохамуто (Enjuto Mojamuto). “Вон там сидит Энхуто Мохамуто напротив своего компьютера. Для него все дни одинаковы. – Ну как бы вчера не представляешь, что со мной приключилось. Произошёл худший день моей жизни… – рассказывает бедолага Энхуто.
Так начинается популярная серия.
– И что же с тобой приключилось? – спрашивает закадровый голос.
– Сидел я за своим компьютером, и… No-o-o-o-o-o-o-o-o… no funcióna internet!
– И что же ты сделал?
– Что? Перезагрузил компьютер, выключил и включил рутер, позвонил в техсервис, выключил и включил рутер, перезагрузил компьютер…”
И так далее. Злоключения Энхуто сыскали такой огромный отклик в сердцах компьютерщиков, что мультфильм стал чуть ли не культовым. Придумал сиреневого персонажа художник, актёр и комик Хоакин Рейес из Альбасете. Каждая серия мультфильма длится не более двух минут. Мультсериал начался в рамках испанского телешоу Мучачада Нуи (Muchachada Nui), куда попадают самые абсурдные и сюрреалистические шутки.

испанцы, культура, офис