Стою летом на площади Каталонии, пялюсь в выложенную плиткой бордовую звезду в центре площади. Народу немного. Звезду видно почти всю. Созерцание её целиком доставляет мне эстетическое наслаждение. Тут слышу неподалёку:
– Кто нас любит больше всех, больше всех, больше всех…
Поют хором. И ладно бы на загранском. Нет, ёпрст, на самом русском!
– Кто нас любит больше всех, больше всех…
И действительно, кто? Поднимаю взгляд.
– Кто нас любит больше всех… Господь Иисус Христос!
Мой интерес отмечает один из поющих. Не теряя времени, он приближается ко мне и обращается на испанском:
– Вот, возьми, пожалуйста, брошюрку.
– Не, – говорю, и мягко отстраняю его дар, – я наизусть знаю, что вы там пишете.
Настроен я дружелюбно. Меня христьянские активисты не раздражают. Просто мне их философия не нужна. Но я всё равно жду знакомых, время есть, поэтому разговариваемся с товарищем. Очень быстро он выясняет, что я из России.
– О! Здорово как! Погоди, сейчас поговоришь с соотечественниками.
Подходят две женщины с явным намерением использовать Буки и Веди мне во благо. Их брату на испанском не удалось вывести меня из мрака безверия.
– Я тоже раньше без Иисуса жила, – доверительно сообщает мне женщина. – Но, поверь, это тупиковый путь. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше.
Женщина, чувствуется, образованная, с опытом.
– По-моему, религия слишком всё упрощает, – поясняю я. – Вот это хорошо, а это плохо. Жизнь – она сложнее. Я предпочитаю придерживаться здравого смысла. Мне религизоная обёртка, чтобы хорошим человеком быть, не нужна.
Женщину с опытом мой подход не устраивает. Она уже не одну заблудшую овечку в стадо вернула. Особенно здорово, когда овечка напугана, подавлена горем или просто сложностями жизни, тогда доводы пастуха быстрее достигают цели. Но, как назло, у меня всё хорошо (или же я умело притворяюсь). На помощь женщине приходит девчушка лет пятнадцати. Заученными словами она учит меня жить:
– Три года назад я тоже прозябала в грехе. Мне было страшно, дальше был только ад! Но я встретила Нину, и она меня научила, что даже самого пропащего грешника Бог может простить, если грешник раскаивается и хочет исправиться.
От её слов на душе становится тускло. Представлять свою двенадцатилетнюю жизнь квинтессенцией греха должно быть весьма печально. Девочка симпатичная, могла бы быть у неё жизнь интересная, только научилась бы она мыслить самостоятельно. Выразить всю горечь жизни во грехе девочка не успевает. Откуда не возьмись на площадь выскакивают… римские легионеры. Парни в доспехах, хохоча и громко бряцая оружием, устраивают инсценированную баталию, перетягивая на себя внимание толпы. Туристы радостно фотаются с ними. Пользуясь суматохой, ниспосланной… в общем, ухожу я в тень.

религия, русские, улица

(продолжение; читать начало)

Как и другая транспортная система, “Бисинг” не окупается. Каждый год она обходится Барселоне в 18 млн евро, что включает 5 млн на зарплаты 250 сотрудников, 10.2 млн на эксплуатацию (починка велов, станций, расходы на фургоны для развоза велосипедов и поддержания равномерной заполненности станций) и 3.4 на амортизацию. Абонементы пользователей покрывают только 4.7 млн, остальное оплачивается администрацией города с доходов на парковку машин.

Итого, окупаемость “бисинга” по разным данным составляет Читать далее

транспорт, улица

Согласно копенгагенизированному индексу наиболее дружелюбных велосипедному транспорту городов Барселона стоит на третьем вместе в мире после Амстердама и Копенгагена. И не очень-то от них отстаёт!

Такой велосипедный триумф стал возможен благодаря чудесной системе “Bicing” (читается: “бисинг”), которой Барселона обзавелась в марте 2007 года.

Идея “бисинг” очень проста: где хочешь, велосипед взял, куда надо добрался и там же от велосипеда избавился, вуаля!

Читать далее

транспорт, улица

Перед началом рандори:
– Чави, ты мне только на ногу не наступи. У меня она после травмы болит.
– Хе-хе, хорошо, что предупредил, а то бы я тебя как “запепил” (hacer un Pepe)!
– Чего?
– “Запепил” говорю (hacer un Pepe, исп. букв. “делать Пепе”).
– Это как?
– Ты чего ваще за событиями не следишь? Вот недавно в Мадриде на “Королевском кубке” (Copa del Rey) Пепе шёл-шёл так по полю, а там Меси на поле валяется. Так Пепе ему оба-на так невзначай – хлоп! – на руку наступил и пошёл себе дальше, как ни в чём ни бывало. Теперь в Барселоне все в курсе, что такое “запепить”!

барса, дзюдо, фольклор, футбол

– В течение семи лет Гильермо приходил в Академую пять дней в неделю. Он выжимал из себя всё возможное не тренировках, соревновался десятки раз в году, собрал коробку медалей. Гильермо – настоящий воин! Гордость нашей Академии! – вещал Робин Грейси, младший сын Гелио Грейси, основателя бразильского джиу-джитсу. – Нет сомнений, что наш Гильермо достоин носить чёрный пояс!
Дело происходило в официальной Академии Грейси Джиу-джитсу в Барселоне после двухчасовой тренировки. Меня туда пригласил мой приятель Гильермо, которому в этот день присваивали первый дан бразильского джиу-джитсу. Мы занимались вместе с Гильермо дзюдо в другом клубе. Помимо Гильермо чёрный пояс вручали ещё некоему Хави по прозвищу Ниньо (“niño”, исп. ребёнок), который заработал свой ник ещё с детства. За годы занятий он вымахал в девяностокилограммового мускулистого здоровяка – грозу местных мастеров.
Робин повязал пояса Гильермо и Ниньо и дал знак присутствующим приготовиться к ритуалу. Мы, человек тридцать белых, синих, фиолетовых и коричневых поясов, выстроились в две шеренги, образовав длинный узкий корридор. Сняв с себя наши пояса, мы приготовились задать новичкам припарку. Первым побежал Гильермо.
– На! Держи! Ещё!
Народ хлестал от души. Ничего – вытерпит! Воин! Гильермо не обижался. Он мужественно улыбался и не ломился во всю прыть, а семенил трусцой, чтобы у каждого была возможность его “поздравить”. Спина, шея, бок, ноги! Хоп! Хоп! Пробежав весь корридор, Гильермо остановился, глубоко вздохнул и засеменил обратно. Народ лихо размахивал цветными поясами – когда ещё будет возможность полупить мастера и не получить при этом сдачи?

бразильцы, джиу-джитсу, испанцы

– ¡Mira! ¡Mira! ¡Como puedo! (Смотри, смотри, как я могу!)
– ¡Que guay! (Клёво!)
Я пытался поставить новый рекорд по количеству кругов в бассейне, но в тот день мне не повезло. Я был там не один. Белокурая девочка лет семи радостно плескалась посреди и так можно сказать лягушатника. Мало того, что она то и дело преграждала мне путь, так ещё и непрестанно требовала моего внимания.
– ¡Mira! ¡Mira! (Смотри, смотри!)
– Sí, sí… (Да, да…)
В итоге я понял, что рекорда в этот день мне не видать и смирился с тем, что девочке я понравился и она теперь от меня не отвяжется. Детям я вообще обычно нравлюсь. Может, потому что даже в тридцатку живёт ещё во мне какая-то детскость, и они это чувствуют. Мы перебросились девочкой ещё парой слов, и она заметила, что я иностранец. Трудно было не заметить, особенно учитывая, что дело было два с лишним года тому назад.
– ¿De dónde eres? (Откуда ты?) – поинтересовалась непоседа.
– Soy de Rusia (Из России).
На лице девочки отразилось замешательство. В миг она стала намного серьезней.
– А я тоже… из России, – выдала она на чистом русском. – Мы с мамой из Омска, а папа у меня испанец.
Девочку звали Вика. В Каталонию она переехала пару лет назад. Вика училась в школе и уже бегло говорила на каталанском и испанском. После школы она не болталась без дела, а занималась балетом. Папа у Вики тоже был не пальцем делан, он преподавал кунг-фу в спортзале за стенкой. Мне припомнилось, что я даже перекидывался с ним парой слов ещё до знакомства с Викой. Он был очень приветлив и дал мне свою визитку с иероглифами. Маму Вики я тоже видел. Она показалась мне очень серьезной поначалу. А позднее, когда я выдал своё происхождение разговорами с русской администраторшей спортзала, мама Вики стала смотреть на меня ещё серьезней. Дочка у неё очень открытая и любопытная девочка. Бывало мы ещё сталкивались с Викой, то в бассейне, то в корридоре. Она рассказывала мне о своей семье и жизни заграницей. Некоторые русские слова давались ей уже с трудом, тогда она поясняла на испанском. Я слушал её и думал, останется ли вообще в ней что-нибудь русского, когда она вырастет?

испанский, русские, язык

– Знаю, ты, как всегда, выберешь простой салат с тунцом, а остальным я, пожалуй, приготовлю… huebos estrellados (“разбитые яйца”), – говорит мне Паола.
– Что ещё за “разбитые яйца”? – спрашиваю.
– Типичное мадридское блюдо. Его даже подают в знаменитом ресторане “Casa Lucio”, куда порой захаживает Хуан Карлос Первый. Как увидишь, так сразу расхочешь свой скучный салат!
Я заинтригованный наблюдаю за приготовлением чудо-блюда. Паола нарезает картошку крупными кружками, жарит её на сковороде, сверху разбивает яйцо. Получается эдакая глазунья на картошке. Я терпеливо жду каких-нибудь хитрых пассов или редких ингридиетов, которые превратят обыкновенную картошку с глазуньей в королевское мадридское блюдо. Но чуда не происходит, Паола ничего больше делать не собирается.
– И это знаменитое мадридское блюдо??
– Ну да, как есть. Можно ещё сверху хамон положить, вкуснотища! (ricisimo)
Какое-то время медитирую на шипящую на сковороде картошку и выпуклый глаз “разбитого яйца”. Думаю, что не перестаю удивляться этой европейской кухне. Даже самое простейшее блюдо умеют подать как нечто выдающееся.
– Да уж, салат-то мой простой, – говорю, – а твои “разбитые яйца” не иначе как золотые, потому что ничего сложного я в этом блюде не вижу. Как его вообще можно приготовить плохо?
Паола смеётся.
– Напрасно ты! Картошка должна быть очень мягкой, чуть-чуть приготовленной, не сухой, не пережаренной. Тут тоже навык нужен. А кроме того, чем тебя смущает простота? В ней и вся прелесть. Вот знаешь, например, рис по-кубински (arroz a la cubana)? По нему тут все с ума сходят. Но, если приглядеться, это лишь рис, сверху томатный соус и яйцо. Никаких вычурностей и изысков!

еда, кухня, эквадорцы

Cuitadella (исп. крепость) – это такой чумовой вечнозелёный барселонский парк, кто не в курсе. Располагается он рядом с Триумфальной аркой, в конце проспекта Сан Хуан в пятнадцати минутах от моря. Сейчас, лютой барселонской зимой, плюс десять по Цельсию, парк уныл и пустоват, но летом он пышет свободой и праздным весельем. Всё это в него вдыхают люди, свободные и довольные жизнью. Мне нравится валяться в Сьтаделье с ноутом или ебуком на траве, наблюдать за шумными компаниями студентов, чинными семейками из какой-нибудь Швейцарии, жонглёрами из Ганы, бразильцами-капоейристами, пожилыми каталонцами с собачками, и другой барселонской публикой. Я пытаюсь проникнуть в их мысли, понять желания. Однако это всё равно не то же самое, что услышать чужую точку зрения на знакомую реальность.
– Пошла я как-то раз в Сьютаделью, – расказывает Нурия. – На улице стояла жара, поэтому оделась я очень по-летнему. Зелёное, коротенькое платьице с большим декольте, босоножки. Нашла солнечную лужайку, разглеглась на травке, книжку раскрыла. Но на жаре почитать не вышло, разомлела я, потянуло меня в сон. Отключилась мгновенно. Не знаю, сколько я так пролежала, но очнулась, знаешь, с каким-то нехорошим чувством. То ли с неловкостью, то ли с тревогой, то ли со страхом… Подняла я голову и упёрлась в немигающий взгляд плешивого мужичка неподалёку. Он беззастенчиво рассматривал мои оголённые ноги. “¡Puto, mirón!” (Глядун, херов!) – подумала я и поджала под себя ноги. Когда я приподнялась, то увидела с другой стороны ещё одного, помоложе. Этот терзал глазами мою грудь и отворачиваться явно не собирался. Я спешно прикрыла декольте книжкой, осмотрелась в поисках нормальных людей, но обнаружила ещё двух глядунов – одного усатого на скамейке, он поверх газеты пялился на мою спину, и патлатого на тропинке, который, как шёл так и замер. Тут я серьезно пожалела, что мне не семьдесят пять или что я не вешу под сто. Но, знаешь, только на мгновение… пока на тропинке ни появилась девушка, даже помладше меня, но вся какая-то нескладная, с мясистым носом и оттопыренными ушками. Так мои глядуны на неё вообще не позарились. Я подумала, чёрт с ними с этими извращенцами, может, их внимание и не плохой знак. Но лужайку я всё-таки сменила!

парки, улица

Если бы мне в советском детстве сказали, что в тридцать один год я буду рыскать по барселонским барам в надежде посмотреть “Королевский кубок” Барсы, я бы подумал, что меня с кем-то путают. С кем-то более чернявым, загорелым и, не исключено даже, кучерявым. С кем-то, кто по-русски знает только “привет” и “эспасибо”. Для кого слово “болеть” с детства вызывает шторм ярких воспоминаний, а не ассоциируется исключительно с градусником и соплями. Но вот, на дворе 2012 год, 25 января, и я слоняюсь по улицам Сан Жерваси, одного из немногих райончиков в столице Каталонии, где благодаря обилию каталанской речи по праву ощущаешь себя микробом в пышном теле чужеродного организма. На дзюдо в этот день зал пустеет. Даже матёрые дзюдоки жертвуют тренировкой ради второго “Королевского кубка” между Барсой и Реал Мадридом, на этот раз у нас, в “Камп Ноу”, а значит более ответственного. Дзюдо в этот выдающийся день занимаются только явные пофутболофигисты, но даже эти могут выдать подробные сведения о матче.
– Мы собираемся в бар, смотреть Барсу, – сообщает мне Паола. – Ты как?
После восьмичасового рабочего дня и двух тренировок с семью спаррингами мне, признаться, только и мечтается, что шататься с мокрым кимоно за плечом по улицам и толкаться в душных барах. Но я знаю, что для Паолы это важно, и кроме того, предвижу материал для заметки. Перенастраиваю себя и отвечаю положительно.
– Мы бы и дома посмотрели, – поясняет Паола, – но матч транслируют только на платном Canal+, который у нас не подключен.
Далеко идти времени нет, поэтому пробуем бар за углом. Бар минималистично оформленный, с огромным плазменным экраном на стене. Матч уже в самом разгаре. На зелёном фоне экрана отмечаются броуновские движения белых и бордово-синих точек. Но дверь в бар заперта. Помещение забито хуже московского метро в час пик.
– Карамба! Быстро в баскский ресторан, он рядом! – восклицает Паола.
У басков несколько экранов. Но от этого не лучше. Люди толпятся в проходе в надежде поглазеть на неугомонные бордово-синие точки в Камп Ноу.
– Столик? Исключено! (¡Impossible!) – улыбаясь нашей наивности, заявляет официант. – У нас уже с девяти всё под заявязку!
В итальянском ресторанчике напротив тоже полно болельщиков. Бежим в четвёртое место. Удача! Бар пуст. Но бармен на входе печально кивает головой.
– No tenemos Canal+, lo siento, chicos (У нас нету Canal+, звиняйте, ребята).
Тут я осознаю, что футбола в этот вечер на меня хватит. Предполагается ведь, что Меси и компания должны бегать, не я? Сообщаю, что иду домой. Девчонки, однако, боевые, решают толкаться в баскском ресторане. Дома я на всякий случай гуглю возможность просмотра канала плюс по интернету. Пишут, что можно, но просят 14 евро в месяц…

барса, бары, улица, футбол, цены, эквадорцы

Эквадорка Сандра с её каталонским мужем Энрике пошли в “Меркадону”. Обыкновенный супермаркет с продуктами и разной хозяйственной мелочовкой. Энрике завис у холодильника с сырами, а Сандра прошла подальше, посмотреть, что такого предлагают в этой хвалёной Испании. То был один из её первых визитов в большой барселонский продуктовый после переезда из Эквадора.
– Энрике, Энрике!! Смотри!! Мои любимые пиздочки! (chochos) – вдруг закричала Сандра на весь магазин.
Если бы среди в генеологии её мужа случались хамелеоны, он бы пожалуй весь пожелтел, оквадратился и даже одырявился, лишь бы слиться с куском сыра в своей руке. Однако, похвастаться полезными смешанными браками своих предков Энрике не мог, поэтому он только весь ужался и, к своему стыду, неосознанно даже сделал шаг в сторону от жены.
– Кариньо, слышишь? Пиздочки!! Прямо какие я люблю! Литровая банка!!
Сандра была так восхищена своей находкой, что совсем не обращала внимание на других покупателей вокруг. Пожилая сеньора в полиэтиленовой перчатке у ящика с яблоками, немолодая пара с ребёнком, в трёх шагах от эквадорки, грузчик-латинос с тележкой с винами в конце корридора, и ещё несколько глаз с любопытством уставились на восторженную громкоголосую покупательницу.
– Любовь моя, я возьму баночку? Энрике!! Уже сто лет пиздочек (chochos) не ела. Уу-у-у…. жёлтенькие мои!..
На её возгласы из-за прилавка выглянуло ещё две заинтересованные головы. Неподалёку кто-то истерично захихикал. Сандра в растерянности огляделась, пожала плечами и взяла банку в руки. Было явно, вот-вот и она выдаст что-нибудь ещё, поэтому Энрике, упорно делающий непричастный вид, но поглядывающий на жену исподтишка, вдруг встрепенулся и в три прыжка подскочил к супруге.
– Кариньо, пи-и-и… – начала было Сандра, но ладонь мужа запечатала ей рот.
– Тш-ш-ш-ш! Тш-ш-ш-ш! – прошипел Энрике жене на ухо. – Какие еще “пиздочки” (chochos)! Умоляю, радость моя… тут это зовётся “люпинами”! Запомни, кариньо, “люпины” (altramuces)!

еда, испанский, магазины, эквадорцы, язык