– Говорю своему русскому товарищу фразу. Он её довольно сносно повторяет. Показываю её же в книге. И вот его уже начинает клинить. Русский акцент усиливается многократно! – рассказывает мой каталонский приятель Альберт, оперный певец и русофил. – Очевидно срабатывает эффект узнавания. Видишь знакомые буквы, и мозг автоматически пытается синтезировать звуки на твоём языке. Отсюда вывод: хочешь хорошее произношение, забудь на время о текстах!
Я с Альбертом абсолютно согласен. В грамотных пособиях по изучению иностранных языков (не какого-то конкретного языка, а вообще) на начальном этапе всегда делается большой упор на аудио. Наслушивать, наслушивать, повторять. То же советуют полиглоты. Именно так работает Пимслер. Именно так я учил испанский. Никакого чтения! Только аудио. Тогда единственным препятствием к хорошему произношению будет тренировка ротовых мышц для воспроизведения новых звуков. Когда этот этап пройден, и вы понимаете простые диалоги на слух, без запинок произносите простые фразы, так чтобы носители не кривили нос, тогда можно браться за расширение словарного запаса с книгами, поглядывать в пособия по граматике. Если бы я так начинал английский… но нет, добрая школа подсовывала мне учебники. Её продукт – армия “читающих со словарём”, но совершенно немых, а если говорящих, то как русские гангстеры в плохих американских боевиках. Избавиться от кривого акцента сложно. Это долгий и сознательный путь. Куда как проще сразу выбрать прямую дорожку.

язык

Вроде бы и говорю уже на испанском неплохо, а всё равно порой язык заплетается. Не только ошибки во фразах проскакивают, но и слова, и их род путаются. Особенно в публичных местах, типа городской администрации, почты, магазинов. Подходит очередь, а я не выспанный или запаренный по работе…
‒ У вас есть чем собирать с одежды кошачий кож? (el piel de gato) ‒ спрашиваю как-то в магазине для животных.
Продавщица слегка подвисает, но сохраняет серьезное лицо.
‒ Кошачью кожу? (la piel de gato) Шерсть, в смысле? (el pelo)
Ладно уж! Может, у меня кошка особенная? Линяет, как ящерица.

животные, испанский, магазины, язык

Когда я ещё не уверенно владел испанским, желающих говорить со мной на этом языке почти не было. Это ведь надо было ждать, пока я там рожу фразу, разжёвывать мне всё. Правда, когда я просил, “давай по-испански говорить?”, то все, как правило, соглашались. Большинства хватало минут на пять. Очень терпеливых ‒ на один полный разговор. Найти собеседников “навечно” стоило определённых трудов. Ради них приходилось идти на маленькие хитрости.
‒ Жозеп, я вот что придумал. Давай мы будем с тобой на испанском говорить? Что толку тебе от моего английского? Он ведь у меня не родной.
Жозеп у меня в подчинении, так что отказаться ему неудобно.
‒ Люка, а давай мы с тобой отчёты на испанском будем обсуждать?
Люка ‒ итальянец, ему вроде как тоже испанский практиковать надо.
‒ Хуан, тебе ведь всё равно какой язык? А мне польза.
Хуану было не всё равно. Он на испанском себя уверенней чувствовал. Поэтому охотно согласился. Так постепенно в офисе я сформировал вокруг себя первый круг людей, сыгравших огромную роль в моём испанском. Важно, что людей этих я видел каждый будний день. Вторым “кругом” стал мой сосед Матео, с которым мы регулярно общались, то по домашним делам, то на отвлечённые темы, типа литературы и писательства. Третьим кругом были тренировки. Каждый будний вечер. Там ещё лучше: народ в принципе только испанский знал. Ну и четвёртый круг ‒ случайные люди на встречах, которые тоже удалось сделать довольно регулярными. Не корпение над грамматикой, не чтение книг, не даже аудио-курсы (хотя они были фундаментом), а именно круги постоянного общения стали для меня источником непрерывного языкового развития, кирпичиками в доме, который называется “свободное владение языком”.

испанский, язык

‒ Соня пишет на английском, говорит ей больше нравится, чем на сербском. У меня еще албанский приятель есть. Тоже английский предпочитает. И ты вот, туда же… ‒ говорит на английском мой канадский приятель Фил. ‒ Скажи, дело ведь не только в огромной аудитории?
‒ Читатели, само собой, важный момент… ‒ отвечаю я ему на английском. ‒ Но мне твой язык и сам по себе нравится. Чем больше его использую, тем больше поражаюсь, сколько у вас там всего закопано. Вот в школе нас зомбировали “великий и могучий русский язык”. Могучий, не поспоришь. Но сколько носителей в мире? 175 миллионов, да и не более, чем для 125 миллионов он второй язык. Итого 300. Про сербский с их 10 миллионами и албанский с 6-ю я вообще молчу. А английский? 300-400 миллионов только носителей и до 1.5 миллиарда освоивших. 1,8 миллиарда!! Но ведь язык ‒ это люди. Чем больше людей, тем изощреннее он развивается, тем больше он впитывает, растёт, тем разнообразнее он. В инглише столько диалектов, акцентов, столько литературы выходит из года в год. Конечно, пренебрегать родным языком глупо, в нём особая прелесть, потому я и продолжаю на нём писать. Но недооценивать английский, не погружаться в него со страстью, любовью, усердием в современном-то мире о-о-очень недальновидно. И дело даже не в аудитории и славе (конкуренция там выше), а в том, что английский ‒ это растущая языковая мощь, флагман вербальной и письменной эволюции человечества. С одной стороны, завидую я тебе Фил ‒ у тебя фора с детства. С другой, при такой мотивации рано или поздно я, все равно, буду писать и говорить не хуже тебя, а вот тебе в русский, да и любые другие языки никогда так не погрузиться!

английский, канадцы, язык

Михаил вышел к доске и сделал глубокий вдох.
‒ Не волнуйся. Это у нас даже не экзамен! ‒ подбодрила его Меган. ‒ Следи за временами, произношеним. Избегай “гм”, “эээ”, как раньше.
Михаил угрюмо кивнул и глянул на “палачей” в пяти шагах от него. Малейший недочёт в его речи и группа приблизится на шаг. Попробуй тут не волноваться!
‒ Презентация! ‒ громко произнес он на английском.
Продолжительная пауза. Меган вопросительно посмотрела на Михаила. “Палачи” навострили уши, приготовились шагать.
‒ Изменения в трудовом кодексе Испании!.. Шесть месяцев назад… ‒ проговорил Михаил и резко замолчал. По напряжённому лицу было видно, каких усилий ему стоило сдержать “эээ”. ‒ Шесть месяцев назад. В трудовом кодексе. Были сделаны. Важные изменения. Теперь. Работодателю. Проще уволить. Служащего.
Михаил опять резко замолчал. Раскрыл рот. “Палачи” было шатнулись вперёд, но “эээ” не последовало. С кислыми лицами они подались обратно.
‒ Раньше. Фирме… Нужно было искать. Серьезную причину. Увольнения, ‒ чуть более уверенно продолжил болгарин. ‒ Теперь… компании. Достаточно сказать, что у неё падает прибыль… Так. Можно уволить. Кого угодно.
‒ Молодец! ‒ воскликнула, не удержавшись Меган. ‒ Очень хорошо!
Михаил кивнул.
‒ Также. Выход на пенсию. Сейчас. В 67 лет. А не в 65. Как раньше. Также. Практикантом. На низкой зарплате… тебя могут брать. До 30 лет. А не до 26. Как раньше. Также. Пенсию сейчас считают. На основе последних 25 лет. А не 15. Как раньше. Оттого. Она понизилась. Итого! Новые законы. Ужесточили. Конкуренцию. На рынке труда… В частности. Мы. Простые трудяги. Должны крутиться. Чтобы выжить. Например. Ходить на эти курсы английского. Ездить по городам. Например, в Барселону. Развиваться…
Он глянул на часы и громко добавил:
‒ Всё! Конец доклада!
Сокурсники, учительница и даже “палачи” бодро запплодировали.
‒ Вот это да, Михаил! ‒ воскликнула Меган. ‒ Ведь ещё вчера ты “экал” и путал времена. Какая перемена! И всего за одну ночь!
‒ Ну, во-первых, я “экнул” три раза. Просто вы не заметили, ‒ серьезно заметил Михаил. ‒ А во-вторых, мисс, вы меня, видимо, плохо слушали. Я ведь не зря сказал. Время нынче сложное. Развиваться нужно всерьёз!

болгары, законы, язык

Эмил подзывает меня обсудить рабочие задачи. Жозепа за соседним столом нет, поэтому спокойно беру его стул и сажусь рядом с Эмилем. Только начинаем говорить, как заявляется Жозеп.
‒ И минуты в туалете не провёл, а ты уже занял мой стул!
‒ Зад поднял ‒ место потерял, ‒ отвечаю.
Жозеп смеётся.
‒ У нас немного иначе, ‒ говорит, ‒ Él que se va a Sevilla, pierde su silla. (Кто поедет в Севилью, тот стул и потеряет.)
Севилья действительно далеко, на юге Испании, в Андалусии. Особенно если туда на лошадях, как в старину, добираться, можно не только стул, но и дом и невесту потерять. Есть и другая форма присказки (видимо, для севильчан): “El que se va a la villa, pierde su silla” (“Кто поедет в деревню, тот стул потеряет”). Интересно, что культуры у нас совершенно разные, но жизненные ситуации похожи, поэтому люди независимо изобретают похожие присказки.

испанский, офис, язык

Почти два года я уже жил в Барселоне. Нормально так на испанском разговаривал. Однажды пришёл к нам на квартиру водопроводчик. Встречал его мой сосед Матео, но меня дома не было. Вечером Матео мне рассказывал, что было в моё отсутствие, употребив какую-то странную форму глагола после фразы “когда к нам приходил водопродопроводчик…” Я спросил его “Это что, тот самый субхунтив? Чё к чему?” Матео объяснил, почему он использовал условную форму. Его объяснение я не совсем понял, зато субхунтив с тех пор стал видеть повсюду. То там, то сям, где я раньше пропускал его мимо ушей, субхунтив стал проявлять себя во всей своей лингвистической монструозности. К тому моменту я уже переварил прошлое, будущее, перефектные и континиус формы, они выходили из меня на автомате. Я специально не обременял сознание ненужными замудротами. Жил в детерминистском языковом пространстве. Вполне обходился без условностей. И вот пришёл водопроводчик, и я понял ‒ пора, созрел для субхунтива. Генерация простых фраз, распознавание испанской речи отточились, ушли на бэкграунд. Головной процессор высвободился для более сложных задач.

испанский, самокопание, язык

Маша работала многопрофильным переводчиком для российского промышленного предприятия, которое активно сотрудничало с Европой. Однажды её попросили сопроводить группу российского руководства в Барселону. Наши встречались с испанскими коллегами, посещали их офисы, заводы, и, конечно, совместно развлекались. Испанский наши не знали, но особенно старались закрепить дружеские отношения:
‒ Амигас, амигас! ‒ восклицали они. ‒ Бониссимо! Мучас грасиас, амигаc!
Испанцы тоже были рады встрече, но от восклицаний русских коллег слегка морщились. На третий день они подозвали Машу:
‒ Послушай, ты ‒ большая умница, не могла бы ты попросить своих, чтобы они перестали звать нас “подружками”?
Маша смущённо улыбнулась. Она, конечно, слышала ошибку, но донести её до начальства не решалась. Дело в том, что в русском «о» часто произносится как «а», если на него не падает ударение, и русские часто заменяют «о» на «а», разговаривая на иностранном языке. В испанском же они чётко разграничены и меняют суть слов: “амигО” ‒ друг, “амигА” ‒ уже подруга. Понять это нашим легко, но поменять привычку?? Не одноязычному начальству и не за пять дней!

испанский, русские, язык

Моя приятельница Павлина ‒ чешка, а разговариваю я с ней всегда на испанском. И хотя у нас обоих английский лучше испанского, за месяцы общения мы не проговорили на английском и десяти минут. Когда мы пробуем английский, выходит слишком официозно и бездушно, словно мы заключаем пакт о перемирии или договариваемся об условиях поставок. Испанский намного теплее, неформальнее, естественнее. К тому же он создаёт ауру некой аутентичности, будто мы настоящие испанцы, живущие в Испании. Я привык к Павлине-испанке, и поэтому странная штука происходит, даже когда мы пытаемся говорить не на чужеродном английском, а на родных чешском и русском. Передо мной словно другой человек, которого я совсем не знаю. Чужая мимика на лице Павлины, непривычные нотки в её голосе, иные жесты. Очень сюреалистичное ощущение, словно мой друг одержим демоном. При этом, в отличие от английского, я понимаю, что это и есть настоящая Павлина-чешка, она говорит на своём родном языке. Чешский я понимаю с трудом, а у Павлины сложности с моим русским, поэтому нам приходится переспрашивать и даже простые вещи повторять по-нескольку раз. Мы можем общаться так 5-10 минут, а потом, при очередном недопонимании, один из нас неизбежно опирается на такой удобный и на контрасте родной испанский. С какой радостью мы опять надеваем маски испанцев!

испанский, русский, чешский, язык

‒ Бла-бла-бла, бла-бла-бла, ‒ быстро говорит тренер Джорди на родном ему каталанском. Тут в его поле зрения попадаюсь я с Антоном, и он спешно переключается на испанский.
Мы с Антоном никогда его не одёргиваем, не просим подстраиваться под нас. Мы даже в какой-то мере заинтересованы в таких спонтанных языковых упражнениях. Благодаря им мы теперь намного лучше понимаем каталанский. И всё же разучивать особенности бросков дзюдо на испанском пока для нас предпочтительнее.
‒ Вообще, мне совсем не нравится, когда мои земляки заставляют приезжих разговаривать на каталанском, ‒ заводит как-то речь Джорди. ‒ Да, каталанский очень важен в Каталонии. Это наш язык. Мы говорим на нём в наших семьях, с друзьями, он нам удобен и привычен. Да, нам очень приятно, когда приезжие разучивают его и тем выказывают каталонцам уважение. Но заставлять я бы никого не стал. Я знаю, что некоторые мои земляки отвечают на каталанском, даже когда с ними говорят на испанском. Я их не понимаю и не поддерживаю. Я отдаю себе отчёт, что наш язык не очень распространён, что с каталонцами можно общаться и на испанском, что изучение нового языка ‒ это большой труд и много времени. Поэтому ‒ никаких гонений. Если у вас есть силы и желание выучить каталанский ‒ прекрасно. Мы вам поможем. Если нет, то жаль, но ничего не поделаешь. Продолжим общаться на испанском.
Очень проникновенная и приятная речь. Вот только начал её Джорди на испанском, а закончил на каталанском. Не специально, конечно. Привычка!

дзюдо, каталанский, язык