Неделю назад я возвращался с друзьями с одного концерта в Побле Сек. Время уже было позднее, я порывался поехать на метро, да только Тоби с Ириной сказали твёрдо — пойдём пешком. Отщепляться было неловко и я по слабости душевной согласился на их затею — мы потелепали на север.
— Смотри! Что это? — минут через пятнадцать вдруг закричала Ирина.
Собираемся с приезжими русскими друзьями на прогулку. Но вот друзья нам звонят, и планы комфортабельной поездки рушатся на глазах.
— Олег, забыла предупредить, с нами мальчик 8 лет. Ничего страшного?
— Что же ты раньше не сказала? Мы ведь на машине. Сколько у вашего мальчика рост? Если он меньше 135 см, его можно только со специальным сиденьем возить.
— Я не знаю точно… В парке Авентура, он проходил на аттракционы, где ограничение на рост не менее 130 см, но не попадал туда, где просили выше 140. Он как раз где-то посередине.
Казалось бы, бюрократические заморочки, но здесь после многочисленных автомобильных катастроф со смертями детей за соблюдением правил безопасности следят строго. Я достаю свою брошюрку для подготовки к теоретическому экзамену по вождению. Паола гуглит на предмет последних изменений в нормах.
Мы теснились на тротуаре узкой улочки. Гремели барабаны, звучали всевозможные духовые инструменты, к ним примешивался мощный гул толпы. Пахло пивом, табаком и немного морем. Улочка была заполнена людьми по краям, но проезжая часть пока была пуста. Издали к нам приближались, приплясывая, весёлые барабанщики. Фиеста в прибрежном райончике Барселонета только начиналась.
В Барселону я сразу прилетел жить. Гостем я здесь никогда не был.
В первый же день мой друг Антон, тогда уже год барселонец, устроил мне экскурсию по городу. Я помню, как мы шли по улицам, и я восторгался всему вокруг. Я трепетал от мысли, что всё это теперь станет частью моей жизни. Мы прошлись по Пассейж де Грассия, поднялись над Диагональю и потом, пересекая левую Эйшамплу, спустились до площади Каталонии.
Впечатлений было так много, что воспринимал я все яркими обрывочными образами — здания с витьеватыми балкончиками и лепниной, парки с пальмами и площади с фонтанами…
От метро Падуа в Сан Жерваси поднимаюсь по лестницам, по виляющим улочкам, дворикам. Кругом всё чисто, ухожено, чувствуется, что район не из дешёвых. Дома на склонах утопают в зелени деревьев. На подъездах бирки «protección official» (государственная защита) – что означает, распродавались квартиры в полцены и, вероятнее всего, по блату с властьимущими.
Где-то на середине холма начинается парк Монтерольс. На его входе табличка: «Холм Монтрольс был частью старинной частной усадьбы с садом и лесом, площадью в 1,94 гектара. В 1947 это место стало публичным парком. Архитектор и управляющий парка Льюис Рьюдор реорганизовал сад, сохранив лишь общую структуру романтической эпохи.»
Представьте изучение языка как гору, на которую нужно взобраться. Это не моя метафора, но мне она очень нравится и я хотел бы её дополнить.
Языковая гора вначале очень крутая, но чем дальше, тем более пологий подъём, а ближе к вершине, так и вообще начинается спасительная равнина.
Когда вы слушаете аудио на изучаемом вами иностранном языке, разговариваете, читаете на нём, занимаетесь грамматикой, вы карабкаетесь по горке. Как только перестаёте практиковаться, неумолимо скатываетесь вниз.
Поначалу карабкаться невыносимо тяжело, а скатываться к нулевой отметке обидно быстро. Не позанимались недельку? И вот вы уже едва что-то помните, два слова связать не можете, разбор даже простого предложения вызывает головную боль. Именно поэтому большинство курсов с занятиями один-два часа в неделю не работают. Вы буксуете у подножия горки.
В Барселоне обычно тепло и сухо и поэтому даже зимой особой подлости от нее не ждешь. В этом году на хорошей волне мы пережили декабрь и январь, радовались, что сезон выдался сухим и мягким, и тут вдруг в конце февраля – почти в начале весны! – погода вдруг резко испортилась и началась полоса препятствий на пути к хорошему настроению. Вначале пришли холода аж капец. В Барселоне так можно сказать, когда уши без шапки мерзнут и пытаешься завязать получше шарф под легким пальтишком. С наступлением холодов автобусы по утрам были заполнены больше обычного, поскольку на бисинге ехать никто не хотел, как и на мопедах, не говоря уже о том, чтобы прогуляться под обвисшими пальмами. Впрочем, небо было довольно голубое, а солнце светило ярко, особенно если идти с утра по направлению к морю – слепило глаза. Потом стало потеплее, и резко без всяких прелюдий и рассусоливаний начались дожди. Вода, вода… Ощущение сырости и промозглости преследовало повсюду. Дома за окном шумело и в патио шум не прерывался. По ночам за закрытыми жалюзями трепетал, словно просясь внутрь, истерзанный кусок полиэтилена. Обычно он спасал бельё от проделок голубей и других мелких осадков, но в такие ливни, повесь я хоть новую рубашку – снял бы половую тряпку. В эти дни мне приходилось довольно много бродить по Сан Жерваси и Грасии. Порой ветер резкими порывами и с мелкой моросью хлестал мне по лицу, я отплёвывался, порой дождь усиливался и приходилось прятаться под козырьками подъездов. Как бы там ни было, я шёл неспеша, пытаясь созерцать улицы с их начинкой и настроением. Шумя, падала вода, стекала по стенам домов, оставляя неопрятные ручейки, по троутарам, в канализацию. Старые здания с обветшавшими фасадами с лепниной и завитушками казались ещё дряхлее и неприветливее под дождём. Зелёные сетки на балконах, предохраняющие случайных пешеходов от осыпающейся архитектуры, передавали ощущение разрухи и неблагополучия. Проулки казались грязнее обычного. Местечковые бары с типичной металлической стойкой, краном-вышкой для разливного пива, да обязательными креветками и русским салатом на тапасы, смотрелись ещё унылее и захолустнее. На их фоне выигрывали разве что тёплые и уютные ресторанчики, которых полно над Диагональю. В один особенно дождливый четверг, день паэльи, я заглянул в один из таких ресторанчиков, заказал блюдо дня и салат Цезарь. Достав нетбук, я воткнул наушники в уши, и прежде чем взяться за очередной пост, записал у себя в ежедневнике: «В этом и следующем году:
– до декабря переехать в квартиру с отоплением,
– запланировать пару недель отпуска на экваторе на конец февраля,
– почаще открывать для себя новые ресторанчики Грасии.»
(продолжение, начало здесь) Лица у пакистанчиков были размалёванные. Мальчик – одноглазый пират с усами. Девочка – румяная принцесса. Под Триумфальной аркой вдали суетилось много народа. Там была какая-то ярмарка, где, видимо, и раскрасили детей. Девочку звали Сара, её братика – Амир. Хосете знакомиться ни в какую не хотел, зажал свои новые игрушки. Пришлось учить его солидарности и братству и войной отнимать “эспидермана”. Сара попыталась запульнуть спидермана, но Амир выхватил у неё игрушку и стал пробовать сам. Подбежал молодой папаша и заверещал:
– Ты ему не давай! Он у нас такой бандит…
И пустился на мальчика кричать. Потом Хосете дул перламутровые мега-пузыри, а Амир и Сара бегали по площадке и, хохоча, тыкали в них пальцами. Когда мальчик с девочкой ушли, я решил сводить в Хосете в магазин комиксов неподалёку. Думал, куплю ему какую-нибудь книжку с картинками. В магазине, как назло, оказались не только комиксы, но ещё и накладные руки Халка и фигурки зомби, и еще всякого мультбарахла ворох. Хосете перевозбудился – всё такое настоящее, не то что у китайцев. Какие там книжки! Цены на игрушки кусаются: 20-30 евро и выше. Я быстренько вывел Хосете на улицу проветриться – он чуть ли не плакал. Час шёл на удивление медленно. Мы двинулись к месту встречи с Паолой. Но она всё не звонила и не звонила. Мы заглянули во дворик и обнаружили ещё одну детскую площадку. Там Хосете мне расслабиться не давал. Стали кататься на горке. Залезли, скатились. Залезли, скатились. Без устали… Наконец, позвонила Паола: “Подходите!”
– ¿Qué tal? (Ну как вы?) – сказала она нам при встрече.
– ¡Hemos pasado muy bien con Oleg! (исп. Мы очень здорово с Олегом время провели!) – заявил Хосете.
– Estupendo… (исп. Опупеть…) – подтвердил я. – Может ты и права насчёт детей… думаю, не стоит с этим торопиться…
Мы с Паолой иногда берём к себе на выходной её трёхлетнего племянника Хосете. Cидим с ним дома, порой выбираемся на улицу. Как-то водили в барселонский зоопарк, купались в бассейне у моря. Цвет кожи у Хосете нечто среднее между моим и Паолы. В глазах прохожих светится: “Какая милая молодая семья!” И, правда, есть что-то в этом… но под конец дня мы обычно обессиленные с большой радостью вручаем Хосете его настоящим родителям. Паола тогда говорит мне:
– Как хорошо, что у меня в Барселоне племянник! Полезно знать, что это такое – быть родителями. Сразу не хочется спешить с этим. Правда?
Я считаю, с детьми лучше не тянуть, но в эти дни охотно с Паолой соглашаюсь…
Однажды у Паолы в “день имитации семьи” был тренинг по английскому. Целый час мне предстояло выгуливать Хосете одному. Вместе с “сыном” мы отвели “маму” на занятие к англичанке и пошли вниз по левой Эйшампле к Триумфальной арке. Хосете стал канючить, чтобы я купил ему мячик. Я его успокаивал: “Тише, карапуз, не плачь, у китайцев будет мяч!” Вскоре мы наткнулись на многообещающий “Bazar Ali Bei”. У Хосете глаза сразу забегали от количества игрушек: это хочу и то. Мяч в сравнении с пластиковыми супергероями сразу потускнел. Пришлось купить Хосете чудо китайской мысли: спайдермэна с пропеллером верхом на тиранозавре. Ещё, по моему совету, мы взяли обыкновенную длинную трубку с мыльной водой и палкой с колечком – для пускания пузырей. На улице Хосете попытался запустить “эспидермана“: дергал за веревочку в анусе оседланого супергероем ящера, у тиранозавра крутилась шестерёнка на черепе, она передавала момент в анус “эспидермана”, у героя крутился пропеллер на спине, и фигурка взмывала в воздух. “Эспидерман” норовил улететь на проезжую часть, поэтому мы решили с ним повременить и ограничиться пока гигантскими пузырями. Хосете, смеясь, пузырил в прохожих, они шарахались в сторону, но не обижались и улыбались в ответ. Мы дошли до детской площадки через дорогу от Триумфальной арки. В Барселоне наставили такие клёвые мини-площадки на многих проспектах и во дворах. Они полностью огорожены, запускаешь туда ребенка, запираешь за ним засов. Оградка с метр высотой – не выберешься. Внутри – горки, лесенки, фигурки из бронзы. Ребетёнки могли резвиться, а родители спокойно читали газеты на лавочках. В нашем загончике резвились пакистанские мальчик с девочкой…
(продолжение в пятницу)
Порой мы пытаемся ускорить рассказ, чтобы перейти к самому интересному. Иногда стараемся опередить собеседников, дабы вставить нужную фразу. Если на родном языке быстрая речь создаёт лишь ощущение спешки и невнятности, на иностранном она очень затрудняет понимание.
Как было у меня в испанском. По аудиокурсам я ухватил базу, научился выражать самые простецкие мысли, стал практиковаться с носителями.
– Ты прекрасно говоришь на испанском! – было у них первое впечатление.
– Грасиас… – отвечал я, но знал, что вскоре они пожалеют о своих словах.
– Говоришь то здорово, только почему ни одну фразу не заканчиваешь до конца?
И правда, едва начав фразу я спотыкался или сбивался на другую. Как любила говорить, одна моя школьная учительница: “Быстро, радостно и неправильно!” В итоге – сумбурные обрывки мыслей. В лучшем случае мою фразу заканчивал собеседник, в худшем… она повисала в воздухе.
– Говори медленнее, как я в английском, – наставляла меня Паола.
Только говорить медленнее было ни фига не просто. Я постоянно с собой боролся. Насильно замедлял речь. Прежде чем выпаливать поток сознания, сосредотачивался и выдавал законченную мысль. Конечно, в споре, например, замедление речи не работало, но в большинстве случаев одни плюсы! Понятнее и выглядишь рассудительнее.
– Почему ты иногда ускоряешься к концу слова? У вас в русском так что ли? Скажи “Auto-ma-ti-ca-men-te”. Один ритм на протяжении слова. Не жуй окончание!
Это слово (автоматически), как и другие длинные испанские наречия с -mente были самыми сложными – я старался выстрелить их побыстрее. Последнее время я немного натренировал речь. Как в английском, так и в испанском я стал заканчивать фразы. Однако, со скоростью я бороться не перестал. Меня так и тянет выпалить всю обойму букв и мыслей в режиме пулемёта. Затем я с ужасом гляжу в затуманенные глаза собеседника. В них отражается его прорешеченный осколками фраз мозг.
