Если вы отправитесь в пригороды Барселоны и фермеры распознают в вас русского, то не удивляйтесь, если они вам вдруг обрадуются.
– Русо? Русо? Нива!!
Хотя ВАЗ-2121 “Нива” наши перестали производить ещё в 1994 году, некоторые испанские фермеры всё ещё используют это чудо советского автомобилистроения.
– У вашей “Нивы” слава продуктов восточных стран – продуктов без изысков, но крепких и надёжных. Для села – самое то, – говорит мне фермер Джорди. – Даже жаль, что у “Нивы” всё же ограниченная популярность… в ней буквально всё чинится только с помощью молотка и гаечного ключа!
Оригинальная “Нива” родилась в 1977, но в Испанию её стали поставлять лишь с середины 80-х. Это был чуть ли не единственный продукт нашего ВАЗа, полюбившийся испанцам. Пик её популярности приходится на начало 90х, стоила она тогда 950,500 песет (~5709 евро). До сих пор существуют группы испанских друзей “Лада Нива”, у них есть целый форум, где они обсуждают воспросы эксплуатации русского джипа. В Барселоне есть моторостроительная компания, где можно приобрести различные модели двигателей для Нивы.
Занятно, что Нива прижилась не только в Испании, но была популярна и в странах Южной Америки. Благодаря своей надёжности и экономичности её активно использовали в Аргентине и Венесуэле. В Чили она тоже поначалу зажигала, но потом заработала дурную славу. Для чилийцев это был их первый автомобиль и пользоваться они им толком не умели. Вместо того, чтобы заниматься грамотным техобслуживанием и ремонтом, чилийцы во всём винили производителя, что в 1998 году привело к полному исчезовению автомобиля с чилийского рынка. Зато в Эквадоре наоборот, успех “Нивы” привёл к тому, что в 2001-2005 её даже производили на местной фабрике Aymesa.
Встречая успешные советские поделки за границей, я проникаюсь с гордостью за свою страну, но к сожалению… зачастую ей сопутствует и горечь. Молодцы – сделали продукт, но развить его и закрепиться на чужом рынке не смогли. Всё порастеряли в чёртовы девятностые… Возродим ли былое уважение к нам в ближайшем будущем?

загород, русские, транспорт

Узенькие средневековые улочки и на берегу реки массивное каменное здание, настоящий замок с закруглёнными сверху окнами и узкими дверями. Высоченные потолки, сюрреалистичные картины на стенах – такой он отель в Манресе, небольшом городке в часе от Барселоны. Администратор здесь – бармен по совместительству. Принимает он нас за барной стойкой. Играет джаз. У нас смешаная компания – каталонцы, русские, аргентинцы, эквадорцы. Когда бармен видит наши с Антоном паспорта, радостно восклицает:
– О, русские!
– Ну да, а что такого особенного? – отвечаю я.
– О, так вы ещё на испанском говорите!
– И на английском, и на каталанском немного понимаем… – отвечает Антон.
– Хе-хе, просто на прошлой неделе у нас тут русская семья останавливалась. Так они со мной только на русском… даже по-английски не бум-бум.
Бармен лезет в карман, достаёт оттуда смартфон.
– Мы с ними через Гугл разговаривали.
– Как это?
– Вот, скажи чё-нибудь на своём, – говорит бармен и суёт телефон Антону.
Тот пожимает плечами, медленно и разборчиво произносит по-русски:
– “Мне нужна комната на двоих на одну ночь”.
Смотрим на экранчик, там волшебным образом появляется произнесённая фраза без единой ошибки. Прифигеваем. Говорим, что да, всё правильно. Бармен, улыбаясь, тыкает пару кнопок – смартфон высвечивает перевод на испанском и тут же произносит его, хотя и механически, но вполне разборчиво: “Necesito una habitación doble para una noche”.
– Вот так мы с ними и общались! – довольно резюмирует испанец.

загород, испанский, отели, русские, русский, язык

Стою летом на площади Каталонии, пялюсь в выложенную плиткой бордовую звезду в центре площади. Народу немного. Звезду видно почти всю. Созерцание её целиком доставляет мне эстетическое наслаждение. Тут слышу неподалёку:
– Кто нас любит больше всех, больше всех, больше всех…
Поют хором. И ладно бы на загранском. Нет, ёпрст, на самом русском!
– Кто нас любит больше всех, больше всех…
И действительно, кто? Поднимаю взгляд.
– Кто нас любит больше всех… Господь Иисус Христос!
Мой интерес отмечает один из поющих. Не теряя времени, он приближается ко мне и обращается на испанском:
– Вот, возьми, пожалуйста, брошюрку.
– Не, – говорю, и мягко отстраняю его дар, – я наизусть знаю, что вы там пишете.
Настроен я дружелюбно. Меня христьянские активисты не раздражают. Просто мне их философия не нужна. Но я всё равно жду знакомых, время есть, поэтому разговариваемся с товарищем. Очень быстро он выясняет, что я из России.
– О! Здорово как! Погоди, сейчас поговоришь с соотечественниками.
Подходят две женщины с явным намерением использовать Буки и Веди мне во благо. Их брату на испанском не удалось вывести меня из мрака безверия.
– Я тоже раньше без Иисуса жила, – доверительно сообщает мне женщина. – Но, поверь, это тупиковый путь. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше.
Женщина, чувствуется, образованная, с опытом.
– По-моему, религия слишком всё упрощает, – поясняю я. – Вот это хорошо, а это плохо. Жизнь – она сложнее. Я предпочитаю придерживаться здравого смысла. Мне религизоная обёртка, чтобы хорошим человеком быть, не нужна.
Женщину с опытом мой подход не устраивает. Она уже не одну заблудшую овечку в стадо вернула. Особенно здорово, когда овечка напугана, подавлена горем или просто сложностями жизни, тогда доводы пастуха быстрее достигают цели. Но, как назло, у меня всё хорошо (или же я умело притворяюсь). На помощь женщине приходит девчушка лет пятнадцати. Заученными словами она учит меня жить:
– Три года назад я тоже прозябала в грехе. Мне было страшно, дальше был только ад! Но я встретила Нину, и она меня научила, что даже самого пропащего грешника Бог может простить, если грешник раскаивается и хочет исправиться.
От её слов на душе становится тускло. Представлять свою двенадцатилетнюю жизнь квинтессенцией греха должно быть весьма печально. Девочка симпатичная, могла бы быть у неё жизнь интересная, только научилась бы она мыслить самостоятельно. Выразить всю горечь жизни во грехе девочка не успевает. Откуда не возьмись на площадь выскакивают… римские легионеры. Парни в доспехах, хохоча и громко бряцая оружием, устраивают инсценированную баталию, перетягивая на себя внимание толпы. Туристы радостно фотаются с ними. Пользуясь суматохой, ниспосланной… в общем, ухожу я в тень.

религия, русские, улица

– ¡Mira! ¡Mira! ¡Como puedo! (Смотри, смотри, как я могу!)
– ¡Que guay! (Клёво!)
Я пытался поставить новый рекорд по количеству кругов в бассейне, но в тот день мне не повезло. Я был там не один. Белокурая девочка лет семи радостно плескалась посреди и так можно сказать лягушатника. Мало того, что она то и дело преграждала мне путь, так ещё и непрестанно требовала моего внимания.
– ¡Mira! ¡Mira! (Смотри, смотри!)
– Sí, sí… (Да, да…)
В итоге я понял, что рекорда в этот день мне не видать и смирился с тем, что девочке я понравился и она теперь от меня не отвяжется. Детям я вообще обычно нравлюсь. Может, потому что даже в тридцатку живёт ещё во мне какая-то детскость, и они это чувствуют. Мы перебросились девочкой ещё парой слов, и она заметила, что я иностранец. Трудно было не заметить, особенно учитывая, что дело было два с лишним года тому назад.
– ¿De dónde eres? (Откуда ты?) – поинтересовалась непоседа.
– Soy de Rusia (Из России).
На лице девочки отразилось замешательство. В миг она стала намного серьезней.
– А я тоже… из России, – выдала она на чистом русском. – Мы с мамой из Омска, а папа у меня испанец.
Девочку звали Вика. В Каталонию она переехала пару лет назад. Вика училась в школе и уже бегло говорила на каталанском и испанском. После школы она не болталась без дела, а занималась балетом. Папа у Вики тоже был не пальцем делан, он преподавал кунг-фу в спортзале за стенкой. Мне припомнилось, что я даже перекидывался с ним парой слов ещё до знакомства с Викой. Он был очень приветлив и дал мне свою визитку с иероглифами. Маму Вики я тоже видел. Она показалась мне очень серьезной поначалу. А позднее, когда я выдал своё происхождение разговорами с русской администраторшей спортзала, мама Вики стала смотреть на меня ещё серьезней. Дочка у неё очень открытая и любопытная девочка. Бывало мы ещё сталкивались с Викой, то в бассейне, то в корридоре. Она рассказывала мне о своей семье и жизни заграницей. Некоторые русские слова давались ей уже с трудом, тогда она поясняла на испанском. Я слушал её и думал, останется ли вообще в ней что-нибудь русского, когда она вырастет?

испанский, русские, язык

Несмотря на вчерашнюю заметку, легенды о сверхлюдях из дремучих сибирских краёв не проходят поверку жизнью. Даже барселонской зимой мы, сибиряки, тоже мёрзнем, порой простываем, и вообще внешне слабо отличаемся от простых испанских смертных. Куда испанцам понять, что наши сверхвозможности активизируются лишь в условиях сверхтемпературных нагрузок на организм. Более того, требуют постоянной тренировки. Сибиряк, проживший в Каталонии более года, нешуточно рискует атрофировать свой эндодермный термо-щит, добытый годами суровой восьмимесячной зимы. Однако, есть народ, который суров на деле. Суров настолько, что своими поступками способен затмить даже легенды о сибиряках.
– Я раньше в американский футбол играл, – рассказывает мне как-то инструктор по фитнесу, каталонец Эдуардо. – Зачётное было времечко! Так однажды к нам на соревнования приехали две финки. Спортивные такие девчата…
– Здоровенные? – интересуюсь я, и мне представляются типичные такие из журналов для культуристов тёханы с бугристыми ручищами и сиськами-шутками.
– Не-е… – задумчиво отвечает Эдуардо, разрушая яркие образы в моей голове. – Мелкие, но брутальные.
– Мелкие? Да ну!
– Под метр восемьдесят.
– Херасе мелкие!
– По сравнению с двухметровыми мужиками по сто двадцать кило, эти девчата даже хрупкими смотрелись. Но это только на вид… Знаешь, чем они нас поразили? Лишь приехали, переоделись в шорты и футболочки и отправились на пляж.
– И?
– В январе!! У них-то в Хельсинки -13, а тут +12 было. Ёпть, жара… Гуляют такие по песочку босиком, полотенца через плёчо. А мы закутались потеплее и издалека шпионим за ними. Любопытно… Пока ждали, продрогли вусмерть. Там ветер на берегу. А белокурые финочки накупались, назагорались, обрумянились. Довольные такие уезжали. Чудесно на море отдохнули… в самый разгар зимы!

море, погода, русские, сибиряки, фины

Прознав, что я из Сибири, меня часто спрашивают: “А какая у вас температура зимой?” При этом явно видно, что собеседник желает услышать историю о далёком заиндевелом крае, о сверхлюдях, живущих в нечеловеческих условиях. Однако, даже самые смелые фантазии барселонцев не опускаются меньше 20 по Цельсию. Поэтому, когда я со скучающим видом отвечаю “обычно под минус сорок…”, глаза у южан выразительно выпукливаются. Они смотрят на меня с уважением и интересом, чуть ли ни как на человека, пережившего Освенцим. И их можно понять. Большинство местных в жизни ни разу не перешагивали за нулевую отметку термометра. “До минус сорока дети ходят в школы, –поясняю я, – но если вдарит мороз посильнее, то младшим классам разрешается сидеть дома.” “А что, бывает ещё холоднее??” – спрашивают меня. Вопрошающий явно с ужасом переносит себя в этот чудовищный край толстокожих детей, выдерживающих экстремальные температуры. Детей с мохнатыми веками и ногами-снегоступами. Мутантиков, к тому же настолько жаждующих знаний, что даже в минус тридцать и тридацать пять они, словно тюлени, сползаются со всех концов заснеженной сибирской тайги, проторивая новые колеи в растущих на глазах пятиметровых сугробах. В этом ракурсе известная испанская поговорка “La letra con sangre entra” (букв. “знание даётся с кровью”) приобретает особый леденящий смысл. Становится понятно, какой бессмысленно жестокой ценой даётся рядовому сибирёнку среднее образование. При этом, испанец, итальянец или француз, кто бы там меня не спрашивал, на какие-то секунды явно возгорается особой любовью к своёму тёплому краю. Как же ему всё-таки повезло родиться в комфортных климатических условиях! Не бороться за жизнь, а наслаждаться ею было предначертано ему судьбой! Ему искренне жаль далёких таёжных детишек, но иметь такое детство он не согласился бы ни за какие тапасы, пиццы и вина.

испанцы, погода, русские, сибиряки

Зима в Барселоне. На улице вечером свежо. Вот уже моя третья зима здесь, а всё равно немного непривычно, что нет снега. Гляжу на голые тротуары, щупаю голову – нет шапки. Радуюсь каждый раз искренне. Как-то заканчиваю работу в семь. Бреду по моему любимому проспекту Сан Хуан. Лампочки на домах – настроение праздничное. Светятся витрины детского магазина. Тут слышу:
– Краси-и-во…
Тихо так, душевно. По-русски. Оборачиваюсь и вижу женщину лет сорока с мальчиком. Смотрят на витрину с колясками. Так приятно на сердце стало. Услышать что-то хорошее от наших. Обычно, как ни столкнешься с соотечественниками на улице, так они то между собой матерятся, то на детей орут. В лучшем случае обсуждают шмотки да жратву. А тут, только вслушайтесь: “Краси-и-во…”

русские, улица

Альберт изучает то, как мы, русские, произносим звуки испанского языка. Пишет диплом на эту тему. Записывает испаноговорящих русских, долгое время проживающих в Испании.
– И как наши разговаривают? Хорошее у нас произношение? – спрашиваю.
– Ты знаешь… вполне даже. Все, с кем мне довелось пообщаться, практически без акцента говорят. Только по маленьким недочётам можно определить, что испанский у них не родной язык.
– А что нашим сложнее всего даётся? Какой самый выделяющийся недочёт?
– Не знаю насчёт самого-самого, но на ум приходит произношение согласных. В русском у вас к этому чёткий подход: согласная либо твёрдая, либо мягкая. Б – бь. Р – рь. С – сь. Л – ль. Н – нь. В испанском же согласные как бы посередине. И не твёрдые, и не мягкие. Вы, когда говорите на испанском, так и норовите либо смягчить, либо затвердить согласную в зависимости от контекста. И это довольно сильно слух режет. Впрочем… как слышу, с практикой и это выправляется.

испанский, русские, язык

Встречу мне назначают на 10:18. Что меня очень забавит. Вот так точность! В прошлый раз ждал в очереди полчаса. Запускают нас в начале десятого. Как всегда – два уровня железных ворот, металлоискатель. Сумку не пронеси, оставляй в кабинке. Вход на территорию усадьбы строго по спискам. Такое оно, суровое русское консульство. Но люди вежливые. Не только посетители, которые, я бы сказал, даже преувеличенно по-иммигрантски вежливы, но и служащие консульства. Впрочем, советский дух родных учреждений чувствуешь даже здесь, на этом островке на краю Барселоны. Почему? Понимаешь не сразу. Приглядываешься. Лица серьезные. Чтобы служащий консульства улыбнулся? У него ответственная работа! Без сантиментов. Вежливо, корректно, но с подчёркнутой серьезностью. Без глупостей, товарищи! Проходим по одному.
– Шевелёв! Заходите, пожалуйста.
Вздрагиваю. Киваю: да-да. Хочется держаться достойно, но суечусь, в крови с детства какой-то трепет перед официальными лицами. “Почему?? – спрашиваю себя. – Они ведь работают на нас! Для нас!” Смотрю на часы. 10:18. Поразительно точно. Нужную мне доверенность делают за 15 минут. Проверяют, подписывают, ставят печать. Ищу кассу.
– Сюда, проходите, молодой человек! Пожалуйста, вашу квитанцию, карточку…
Кассирша какая-то странная. Улыбается. Да нет же, очухиваюсь, так и надо! Мы ведь все люди. Даже в стенах власти хочется немного человечности. Искренне благодарю её и с лёгкой душой покидаю “родную землю”.

бюрократия, русские

‒ Мы смеёмся, как нас, русских, в американских фильмах жутко изображают, а ведь некоторые это всерьез воспринимают! ‒ рассказывает Антон. ‒ Вот пошли мы как-то с немецкими приятелями в клуб. Приняли на грудь немного. Навеселе такие. Давай с чего-то англичан обсуждать. Мол, что они пьют много, что драчливы очень и тому подобное. Разговариваем, конечно, на английском. Вернее даже кричим, чтобы перекрыть оглушающую музыку. Веселимся от души. Выходим проветриться на улицу. За нами следом увязывается компания крепких таких ребят. Один выдвигается вперёд и угрожающе заявляет: “Чё это вы англичан поносите?! А?? Я вот ‒ англичанин!” Не двигаюсь с места, нервно улыбаюсь. Алкоголь куда-то улетучивается. Чётко осознаю, что вот-вот и нам набьют морду. Но дёргаться уже поздно. “И что англичанин? ‒ говорю. ‒ А я ‒ русский!” Парень окидывает меня внимательным взглядом. Думает пару секунд. Разворачивается и спешно уводит свою компанию.

англичане, клубы, русские