(окончание; читать начало)
Деревьев на этой высоте меньше. Всё чаще появляются кактусы. Я оглядываюсь на город — там улицы, как рыжие капилляры странного распотрошённого существа, по ним гоняют машины-эритроциты.
На тропинке вырисовывается железная лестница, ведущая круто вверх. Я взбираюсь по ней. Шаги отдаются гулким стуком. Ступеньки выводят меня на тускло освещённую улицу, уходящую налево вдаль по холму. На ней вроде бы жилые дома, башенки, кое-где даже гуляют люди. Мимо меня проходит парочка.
— Ола! — здороваются, понимаешь, по-европейски с первым встречным. А вдруг я вампир?
— Ола! — эхом отвечаю я.
Иду поперек улицы по холму. Дальше начинается спуск. Значит, я уже на хребте. Добрался живым! С другой стороны видно «захолмовье» — районы Орта и Гинардо, за ними в ночи возвышаются мрачные Пиренеи. Здесь на вершине пахнет деревней и лесом. Такой нереально классный парк, думаю я. Мы с Максом тормоза, что поленились подняться сюда днём. Особенно Макс. Когда он сюда ещё приедет?
Воздух свежий, прохладный, осенний. В одной толстовке поверх футболки мне не жарко и не холодно. Хорошо. Свежо. В лицо дует ветерок. Поднимаю глаза к небу в тёмных облаках. Опускаю взгляд и гляжу вдаль улицы, идущей по хребту холма вверх. Решаю прогуляться по ней, чтобы взобраться немного выше.
На пути мне встречаются двое прихиппованных ребят возле исписанного рисунками фургончика. Они что-то дорисовывают фломастером на кузове. Вокруг парней витает следенький аромат марихуаны. На некоторых домах здесь табличка «Se vende» (продаётся). Посреди улицы колонка, очевидно для выдохшихся от подъёма путников. Люди здесь живут, как в деревне — двери у многих открыты. В одном доме в дверном проёме видна кровать, на ней сидит с распущенными длинными волосами девушка в одной ночнушке, рядом с ней на полу сенбернар. Посреди проезжей части несколько парней пинают мячик. Когда слышится гул машины, они разбегаются в стороны. Пахнет костром и дровами.
Дальше, вдоль по улице, припаркована куча машин. «Так много людей здесь явно не живёт», — думаю я. Впереди табличка: «Turó de la Rovira. Museo de la historia de Barcelona» (Холм Робера. Музей истории Барселоны). Из таблички я узнаю, что во время гражданской войны на этом холме располагалась противовоздушная батарея, которая обороняла город от бомбёжек. Затем, когда Франко победил, эмигранты с юга Испании отстроили деревню в районе этих бункеров и жили здесь до начала 90-х. В 2011 году, когда я уже перебрался в Барселону, это место полностью перестроили и объявили историческим памятником и обозревательным пунктом. Впрочем, среди местных холм так и слывёт неблагополучным и малоухоженным. Я про него и не слыхал раньше.
С интересом шагаю по историческим местам. Среди развалин я нахожу десятки людей. Живых, конечно. В основном молодёжь. По руинам можно лазить, там много ступенек, полуразрушенных стен, площадок, коридорчиков. Панорама с площадок открывается настолько ошеломительная, что все предыдущие виды, кажутся жалкими недоделками. Кармель и его Туро де ла Ровира (262 метра) заметно выше Монжуика (173 метра), выше него разве что Туро де Пойо в Санта Коломе (303 метра) и, конечно, Тибидабо (512 метров). Но на других холмах нет таких замечательных бункеров.
Какое-то время я брожу по каменным развалинам, поражённый. Разглядываю Барселону на север, на запад и на юг. В сторону моря, конечно, красивее всего. Вдали на его тёмном фоне, сливающимся с мрачным небом, медленно движется горящий огнями круизный лайнер. В противоположную сторону над лайнером плывёт самолет. Чуть в стороне — висит жёлтая половинка луны, окруженная золотистым ореолом. У подножия холма мой взгляд цепляется за белую многоэтажку, подсвеченную, словно достояние, и хулигански соревнующуюся с примечательными барселонскими силуэтами за внимание обывателей.
На северной стороне, выходящую на «захолмовье» и Тибидабо, я какое-то время слушаю группу девчонок, сидящих на каменном утёсе и напевающих песню популярной здесь группы «El último de la fila» (Последний в строю):
— Si solo tengo amor,
¿qué es lo que valgo yo?
Si tengo ganas de bailar,
¿para qué voy esperar?
Ahora necesito amor,
es mi única ambición…»
(Если у меня осталась только любовь,
Чего я стою?
Если мне хочется танцевать,
Зачем я буду ждать?
Сейчас мне нужна любовь,
Это всё, что я хочу…)
Наслушавшись страстных песней о подростковой любви, возвращаюсь к «морской» стороне холма. Там нахожу огороженную каменную платформу, нависающую над склоном, куда ходить запрещено, но платформа такая классная и удобная, что все сидят именно в запретной зоне. Фотографируются, болтают ни о чем, смотрят на город и в небо.
— Que son estas cuatro luzes por allá? (Что это за лучи вон там?) — спрашивает кто-то, указывая в сторону огней над Национальным музеем искусства Каталонии на Монжуике.
Парень в другой компании вскидывает руки на видом города и восклицает:
— ¡Mira! ¡Lo que te estas perdiendo! (Смотри, что ты теряешь!)
— Pues, no sabe valorar. (Ага, не умеет ценить), — подтверждает его приятель.
Из чужого разговора я подслушиваю, что бункеры стали особенно популярными среди местной молодёжи всего год назад, когда вышел фильм «Tengo Ganas de Tí» (в русском переводе: «Три метра над уровне неба. Я тебя хочу») cиквел «Tres metros sobre el cielo» («Три метра над уровнем неба»), на рекламном постере которого изображён главный герой фильма на мотоцикле и на фоне вида с холма Кармель (к слову сказать, в обеих частях трюки на мотоциклах исполнял герой нашего блога Жон Пенья Сайя).
Рядом общаются туристы:
— Next time you listen to me! We’ll return tomorrow! (В следующий раз слушай меня! Завтра мы сюда вернёмся!)
Ветер порывами шелестит одежды.
— Jajaja, que buena! (Ха-ха-ха, вот это чётко!) — потешается кто-то из местных.
Хрустят чипсы. Пахнет пивом. Многие пялются в смартфоны, их экранчики светятся в ночи.
— This is good! This is perfect!
В сторонке на платформе жмётся несколько парочек. Где-то в ходах бункеров тоже сидит народ — слышится девичий смех. На бетонную площадку выходит лысый парень с гитарой. На нём белая футболка, хорошо заметная в ночи, и голубые джинсы. Почти с ходу он запевает:
— Quiero tener el poder de hacer llorar el corazón
De la gente que no sabe que quien no arriesga no gana y no pierde
Que sólo a los cobardes los persiguen las agujas del reloj, oooh…
(Хочу иметь власть заставлять рыдать сердце
Людей, которые не знают, что, кто не рискует, тот не выигрывает и не проигрывает,
Что только трусов преследуют стрелки часов, о-о-о)…
Позднее я выясняю, что песня называется «No quedan puertas» (Не осталось дверей) малоизвестной мадридской группы «Gritando en silencio» (Надрываясь в ночи). Там, где парень не помнит слова он импровизирует что-то вроде:
— No se la le-e-etra me falta vie-e-e-nto.. (Не помню бу-у-укву, мне не хвата-а-ает ветра)…
Или ещё проще:
— No me acue-e-e-erdo, no me acue-e-e-rdo… (Не по-о-омню, не по-о-омню…)
Когда он заканчивает, кто-то из соседей по плите, забивая косячок, резонно замечает:
— Vale! Bien, machito, bien! Pero toca alguna que conozcas. (Зашибись, пацанчик. Только пой какую-нибудь, которую знаешь).
Гитарист переводит дыхание и затягивает песню «Rutina en las venas» (Рутина в венах) той же группы. На этот раз он старается пуще прежнего и даже в какой-то момент встаёт в эпическую позу на одно колено и мужественно подставляет лицо ветру и небу. Жаль только волос у него нет, так бы развевались на ветру.
Я силой воли заставляю себя спрятать фотоаппарат в рюкзак и перейти из режима поверхностного приглядывания картинок к глубокому прочувствованию окружения. Это мне даже помогает проникнуться песней.
Я подхожу к краю плиты. Смотрю вдаль. Ветер порывами гладит лицо. Развевается одежда. Я представляю, как если бы ветер был сильнее и одежда свободнее, она раздулась бы как парусник и меня бы плавно начало поднимать вверх. По телу пробегает приятный холодок. Город приближается на меня, как если бы в объективе фотоаппарата подкрутили зум. На какие-то мгновения я забываю о плите, не чувствую ног, не вижу соседей, кажется, что я парю над городом.
Fuera el mundo convulsiona
Mientras malgasto saliva
Y el tiempo que me destruye
Es el que cura mis heridas
(Мир конвульсирует снаружи,
Пока я бессмысленно трачу слюну,
И время, что меня разрушает,
Также лечит мои раны.)
Хорошо, что поёт парень на испанском, поэтому я могу наслаждаться мелодией его голоса и пропускать смысл слов мимо ушей, иначе бы давно сорвался вниз от такой душещипательности.
Мой воображаемый полёт длится не более минуты, вскоре я опять ощущаю, что стою на плите, опять вижу силуэты бункеров в темноте, рядом незнакомые люди, нюхаю пары пива и травы, словно никуда и не летал. Зато внутри меня разливается внутренний покой и блаженство, как после глубокой медитации, занятия любовью или написания хорошей истории.
Какое-то время я смакую это чувство внутри меня. Неспеша покидаю бункеры. Двигаюсь в сторону дома. Исчезаю в темноте парка.
Роюсь...
