Жорди посмотрел на часы. Полночь. Автобус вот-вот должен был подъехать.
На посадочных площадках станции Норд помимо него было только двое: дымящая самокрутку хипповатая девчушка, да пожилой сеньор. Девчушка была пресной деисткой на вид, а сеньор суховат и тоже не особо похож на верующего. Впрочем, даже будь он верующим, Жорди не осмелился бы к нему притронуться. Что делали с браконьерами в нынешние кризисные времена лучше было и не думать.
Из-за поворота вывернул автобус и стал медленно съезжать по склону. Жорди нащупал мобильник в кармане засаленной толстовки, вытащил его и набрал номер.
— Прибытие по расписанию, — произнёс Жорди, не отводя взгляд от приближающегося автобуса. — Да, всё по плану, ждите за контейнером с пищевыми отходами. Я подам знак. Помните, он может быть опасен.
Воздух остановки наполнился выхлопными газами. Жорди спрятал трубку. Из полупустого автобуса стали вылезать пассажиры. Кудрявый Перевозчик в чёрной рубахе, легко узнаваемый из письма Уго, протокольно помахал Жорди. Дождавшись, пока большинство прибывших разойдутся, они вместе подошли к распахнутому брюху автобуса. Из пахнущего машинным маслом багажного отделения извлекли продолговатый кофр и погрузили его на тележку.
— Дальше я сам. Не волнуйся, — заверил Жорди угрюмого Перевозчика.
— Мне зачем волноваться? Ты знаешь правила. Пассажир должен подписать акт приёмки. Мой клиент особенно настоял на этом.
Жорди криво усмехнулся. Это было весьма в духе Уго недоверять никому, даже старым друзьям. Особенно старым друзьям. Уго скорее доверится оплачиваемому Перевозчику, чем другу молодости. Жорди предвидел это.
Он кивнул и указал на ступеньки, уводящие на привокзальную площадь.
— За станцией есть тихий парк. Там распечатаем.
Тащить кофр было адски тяжело. Слишком долго Жорди перебивался на суррогатах. Он чувствовал невыносимую слабость во всём теле. Когда последний раз вылазки в ночь для него были в радость? Он уже и забыл. Он пытался вспомнить, когда у него были деньги на охотничьи лицензии. Как давно он перешёл на ненавистную «жизнь на пособии», довольство объедками других? Нынче даже падаль найти было не просто…
«Четверть всей нежити Барселоны существует без постоянного дохода» — недавно вычитал он в загробной прессе. Его это не удивило. Уличные стычки за пищу третьесортной веры давно стали частью его жизни. Как и китайские искусственные гемоглобины по центу за штуку, благодаря которым он все ещё был способен бороться за глоток живительной влаги.
Как осточертела ему такая гнилая жизнь…
На углу вокзала, рядом с участком Guardia Civil, Жорди кивнул «своему» полицейскому, чьей задачей было обеспечивать беспрепятственный въезд потусторонних туристов. Парочка спокойно протащила свой груз по аллее вдоль стены вокзала в парк.
— Здесь, — сказал Жорди, и они опустили кофр за скамейкой на дорожке.
С одной стороны дорожки на них уставились чёрные витражные глазницы вокзала, с другой темнел станционный парк с его приземистыми деревьями и кафельным холмом-пирамидой.
Жорди зыркнул в темноту. Где-то там дожидались его ребята.
Перевозчик присел возле кофра, отворил замок и откинул крышку. Уго лежал в чёрном бархате, скрестив руки на груди, глаза у него были открыты. Лицо, как и прежде от носа и до кадыка покрытое чёрной щетиной, было намного полнее, чем восемь лет назад, когда они виделись в последний раз. При этом оно всё лоснилось от довольствия. Круглые очочки вызывающе блестели. Тело покойного было облачено в тёмный и, по всей видимости, дорогой костюм, идеально облегавший его округлые плечи, брюшко и полные свиные ноги.
При виде этого нового, упитанного Уго внутри у Жорди всё заполыхало. Он тихо заскрежетал клыками, и осторожно, лишь бы не выдать своего состояния, растянул бескровные губы в улыбке.
— Ихо де пута, сукин сын! Москва тебе явно пошла на пользу! Мира-те! Только посмотри на себя! — сказал Жорди, глядя в лицо неподвижной фигуры в кофре.
Колючие глазки лежачего вспыхнули, Уго озорно оскалился и выплыл из чёрного бархата кофра прямо в объятия нависшего над ним Жорди.
— Амиго ми-ио! Пор дьо-ос, боже ж ты мой, как я соскучился по тебе, дорогой ты мой барселонец!..
Они расцеловались шесть раз.
— Постой, анен а парлар катала? Перейдём на каталонский? — спросил Уго.
— Энкара т’эм рекóрдас? Неужели ты до сих пор помнишь?
— Хе-хе… Сом уна насьó, мы единая нация!
— Бес-те аль диабле, иди ты к чёрту, старый плут! С каких пор ты метишь в каталонцы?
— Эй-эй, полегче, амик, — закудахтал Уго. — Я предостаточно жил здесь. Не надо меня чураться, это не умно. Я всем говорю — у меня три родины. Уродившая, бедная и забытая, уж простят меня земляки перуанцы… Приютившая и воспитавшая — в лице красавицы Барселоны. И теперь сытая Москва — приласкавшая и напоившая…
Жорди сделал вид, что ответ Уго его позабавил, он рассмеялся в ответ, но смех у него вышел какой-то зажатый и прерывистый, словно ему не хватало дыхания.
— Кто бы мог подумать… — как можно дружелюбнее произнёс он. — Когда ты уезжал, я думал, вернёшься без штанов. Авантюра с переездом в Россию казалась такой блажью. Но ты возвращаешься в штанах, пиджаке, да ещё с брюшком и деньжатами!
Уго похлопал Жорди по плечу. Рука у него была тяжелая, мясистая, не знавшая ни лишений, ни изнурительного труда.
— Неважно выглядишь, старина, — сказал толстяк чуть более серьёзно. — Лысина, глаза впалые, худоват — так и до Носферату недалеко. Подожди…
Уго повернулся к кудрявому Перевозчику, который тенью в стороне привычно выжидал, пока встретившиеся выговорятся. Уловив внимание клиента, Перевозчик протянул Уго листок прибытия, который заколыхался при порыве ветерка, получил подпись и молчаливо удалился в тусклом свете фонарей аллеи.
Уго обнюхал лицо, плечи и руки Жорди и покачал головой.
— Пахнешь де-ком-по-зи-ци-ей. Оцени, что я тебе привёз.
Он присел возле кофра, порылся в складках чёрного бархата и выудил маленький пузырёк с красной жидкостью.
У Жорди вспыхнули глаза и его острый язык пополз между зубами наружу.
— Неужели?..
— Как и обещал, Жорди, старина! Новокрещёный двухмесячный младенец. Фрес-с-ко! Свежачок! Прости за размер тары, 100 мл — ограничение на таможне… Эй-эй!
Жорди выхватил бутылёк у Уго, дрожащими руками свинтил крышку, запрокинул голову и одним махом залил содержимое бутылька себе в глотку.
— Ох-х-х, — вырвалось из него наружу, и он облизнулся. — Православный медок. Кадило, воск. Привкус ромашки и ели. Ммм… тает на языке.
Уго рассмеялся.
— На языке? — спросил он. — А запах-запах! Я знал, что гурман из тебя ещё тот! Поэтому я перестраховался…
Он наклонился к кофру, достал ещё один бутылёк, но ловко отстранился, когда Жорди попытался выхватить деликатес из его рук.
— Медленно. Отвора-а-ачиваешь крышку. Слегка взба-а-алтываешь, чтобы нектар вошёл в контакт с кислородом. Подносишь к но-о-осу. Вдыхаешь арома-а-ат. Ммм… Не бойся, прямо засовываешь горлышко в ноздрю. Закрываешь глаза… Ммм…
Жорди с умоляющим взглядом потянулся за бутыльком. Уго помедлил, но бутылёк уступил.
— Представь себе этого младенца. Розовенький такой новоделанный христианин. Ммм…
Жорди послушно поднёс бутылёк к носу, но руки у него дрожали, зубы непроизвольно клацали. Он выдержал не более пары секунд и потом опять резко опорожнил содержимое бутылька в глотку. Отрыгнул. На его губах осталось несколько красных капель. Он облизнулся.
— Старина, я начинаю за тебя переживать, — слегка покривившись, сказал Уго. — Я знал, что у вас со свободными верующими туго, но до такой степени?
Жорди сладенько причмокивал. От слов Уго или вернее от его интонации зажравшегося буржуа, совсем не похожего на оборванца Уго времён их рюкзачных странствий по миру, его покоробило и он слегка прикусил язык.
— У нас много верующих, — произнёс Жорди и всучил пустой бытылёк Уго. — Вернее, они зовут себя верующими. «Католики»…
На последнем слове он скривился.
— На поверку большинство из них деисты. Знаешь — безвкусная братия, которая верит в абстрактное вселенское божество. Их пьёшь, как воду. Ни-че-го не чувствуешь! Пищевая ценность никакая. Настоящих практикующих католиков так мало на всех нас, что вот уже как три года они под строгим контролем Популярной Братии. Всех истинных католиков занесли в «Красную книгу». Лицензия на их отлов стоит уйму денег.
— Значит, мои инвестиции в развитие веры будут как нельзя кстати, — сказал Уго и растянул толстые губы в улыбке. — Саграда Фамилия? Санта-Мария-дель-Пи? Санта-Мария-дель-Мар? Новые рабочие места для наших сородичей, Библии — это вы хотите?
Он опять присел к кофру. Оглядевшись, он убедился, что на парковой дорожке никого нет, и извлёк в тусклый свет фонарей кейс из светлой кожи с татуировкой летучей мыши в углу. Похлопал по нему своей полноватой рукой в перстнях.
Жорди неотрывно следил за этой процедурой и с трудом отвёл взгляд от перстней и чемоданчика.
— Уго, ты будешь королём, — сказал он. — Денег у наших нет. Безработица. Даже на деистов цены взлетели. Мы тут уже до того дошли, что и атеистами не брезгуем…
— Буэ! Горчатина же! — воскликнул Уго. — Так и несварение можно заработать!
— Мусульмане. Конфуцианцы. Буддисты. Всё. Для нас. Годится, — отчеканил Жорди, словно забил последние гвозди в крышку гроба.
Уго пожал плечами.
— Молодых преданных христиан в Москве нынче тоже немного. Наследие советчины, знаешь ли. Но коли найдешь не занятого — всё твое и бесплатно. Многие выращивают себе молодняк. Снабжают литературкой пока не прорастёт зёрнышко, не настоится кровка. А потом — чамк! Лучше не затягивать, а то ещё браконьеры отловят раньше. Но в общем неплохо в капиталистической России. Подрастают поколения. Верят больше… Одна неувязочка — не католики. Чахну я без народа моей родной веры.
Жорди слушал рассуждения пузатого приятеля вполуха. Подарок Уго приятно разливался по телу каталонца, наполняя его живительной силой. В какой-то момент Жорди даже показалось, что захоти он, и как в давние времена, сможет приподняться над землей, воспарить над парком станции Норд, над серым пиком пирамиды, над вокзалом, и дальше — над Аркой, над площадью Каталонии… Жорди повёл головой вперёд, но ничего не произошло. 200 мг… «Сукин ты сын, Уго. Всегда был осторожен. На 200 мг даже от земли не оторваться, не говоря уже о том, чтобы воспарить над деревьями. Особенно в моём состоянии».
— И что? Частенько ты молоднячком заправляешься? — сипло спросил Жорди, проверил мобильник в кармане и зыркнул взглядом вдаль по аллее и затем в сторону контейнеров на южном выходе из парка.
— Случается, — сказал Уго, пожав плечами. — На худой конец, всегда есть бабýшки. Идёшь к храму и знаешь, что у ворот этого пищекомбината даже в самую скверную погоду найдешь одну-другую старушенцию. Немного терпкие, скрипучие, когда проколешь, зато вера большой выдержки. Гран Резерва!
Жорди легонько повозил языком во рту. Послевкусие от подарка Уго, надо сказать, было терпковато для обещанного православного младенца. Бабýшки, говоришь?
— Насчёт мусульман ты зря, старина, — продолжил Уго. — Они, конечно, странноватые на вкус и нас латиносов от них может пропоносить не хило, но вот есть у меня к ним слабость… А в Московии у них сильное сообщество. Южане оберегают своих для себя. Славян и европейцев к ним не подпускают. У вас с этим попроще, правда?
— Правда, — сказал Жорди. — Вон, погляди туда…
Он кивнул вдаль аллеи парка. В их сторону направлялись двое мирно беседующих мужчин в белых халатах. Жорди криво усмехнулся и покосился на Уго.
— Как нельзя, кстати. Считай, нам повезло.
— Узнаю гостеприимство Барселоны.
— Перекусим «кебабом»?
Уго расплылся в ответной улыбке и потёр свои пухлые ручонки в перстнях.
Мужчины появились чётко по расписанию. Жорди давно следил за их передвижением ради такого случая, как сегодня. Три раза в неделю они прохаживались по парку станции Норд в этот поздний час, перешёптывались между собой. Мужчины были мусульмане, да только не рядовыми, которых было полно по всей Барселоне. Они практиковали радикальный ислам, и оттого ими никто из нежитей не гнушался. Однажды в особенно голодный день Жорди познакомился в Равале с этой опасной парочкой, вкус у мужчин был неожиданно пикантный и затягивающий. Хорошо, что он во время опомнился и лишь слегка отпил их. Только благодаря этому его успели откачать.
— А потом ты отведёшь меня в Собор Барселоны? У тебя ведь есть связи? У меня есть деньги. Я так соскучился по сочным католикам… — проворковал Уго, не сводя взгляда с приближающейся деликатесной парочки мусульман.
— Конечно, потом всё что угодно!
Впервые за весь вечер Жорди искренне улыбнулся.
Впрочем, улыбаться ему пришлось недолго. Уго высосал до жил обоих радикальных исламистов и даже не поморщился.
Жорди только делал вид, что посасывает за компанию, но на деле втягивал совсем немного и тут же сцеживал ядовитую субстанцию сквозь зубы на землю.
«Уго, сукин сын, вот же отожрался, ну и иммунитет! Никакая зараза его не берёт!» — крутилось у Жорди в голове.
— Э-э-э-эх, — шумно выдохнул Уго, его бородатая морда была вся увазюкана в крови. — Красота! Сухая поздняя осень! Экзотические продукты! Запах моря щекотит нос! Красиво вы тут живёте!
Он воспарил в воздух, сделал кружок над пирамидой и плавно опустился на дерево рядом.
— Рванём в Готик, а? Как в былые времена? — заявил он сверху. — Или на Барселонету? Пошукаем любителей ночного купания?
Жорди весь затрепетал. Жалкие капли из бутыльков и шей исламистов только раздраконили его аппетит, но сил у него почти не прибавилось. Мощный, округлый силуэт Уго с угловатым кейсом в руке на фоне бледного неба — как-будто физически давил на него, ему хотелось выть и стонать от своей беспомощности, скрести когтями землю парка, биться головой о стволы деревьев.
Он сжал руки в кулаки, так что когти впились в ладони, прикусил клыками язык. Как можно увереннее он поднялся на ноги и распрямил горбатую спину.
— Вначале нужно убрать свинство, которое тут развёл. Не можем же мы оставить их вот так здесь. Это тебе не Москва, вообще-то, а Барселона, — заявил он.
Взлохмаченная фигура на дереве замерла на мгновение и плавно спланировала на землю.
— Контейнеры вон в той стороне, — сказал Жорди.
Уго пожал плечами, легко ухватил два неподвижных тюка в окровавленных халатах и транспортировал их в указанном направлении.
— Бак с коричневой крышкой, пищевые отходы! — крикнул Жорди вслед.
Уго передвигался чересчур быстро. Жорди спешно выудил телефон из кармана и остервенело затыкал по кнопкам, набирая сообщение:
«ОН ЛЕТИТ К ВАМ! СЕЙЧАС!!»
Креативного вам Хэллоуина, дорогие читатели!
Роюсь...
