Барселонская певица русских песен Маричель написала на российское Радио Шансон и получила ответ: «Расскажите нам о себе больше!» Вскоре в журнале «Время шансона» появилась небольшая заметка «Знаете ли вы что?» о каталонской певице.
Спустя полгода в Барселону прилетел Валерий Макущенко, генеральный продюсер Шансон ТВ, с 25-ю вопросами для певицы. Маричель волновалась перед его приездом. «Пришлите мне эти вопросы, — писала она. — Я не смогу сходу всё это отвечать на русском языке. Точно что-нибудь забуду. А я не могу что-нибудь забыть. Это же важно». Интервью записали на камеру, и продюсер уехал.
Год с радио не было новостей. И тут 14 февраля позвонил Валерий и сообщил: Маричель приглашают выступать на Шансоне Года в Кремле.
«Точно в день влюблённых. Я не люблю эти ‘любовные’ праздники. Сан Джорди тоже… Но в этом году день влюблённых получился знаковым — меня приглашали выступать в моей любимой стране, в самом её сердце».
Денег за выступление не обещали. Заплатили за билеты, визу, гостиницу. «Далеко не всем артистам предлагают выступать в Кремле, — рассуждала Маричель. — Мне в этом плане еще повезло». Как выяснилось позднее, иностранцев, поющих на русском в формате Радио Шансона почти нет. Несколько лет назад на выступление в Кремле приезжала японка Ишибаши, и вот теперь обнаружилась каталонка Маричель.
Время до выступления пролетело в один миг — Маричель даже не успела сообщить местным газетам о своей поездке. Нужно было готовить песню, сценарий выступления, платье. С друзьями простилась наспех. Все мысли были о поездке в Москву. В Шереметьево её встретил водитель. По дороге Маричель, вся окрылённая предстоящим концертом, восторженно расспрашивала водителя, как он видит Россию, что он о ней думает, на что москвич уверенно заявил: «А России через 50 лет не будет!»
Поселили в гостинце Пекин. Где-то в недрах гостиницы располагались офисы Шуфутинского, но самого певца Маричель не видела, не было там и других артистов. В огромном отеле поселилась тишина. Маричель бродила по длинным коридорам с красными ковровыми дорожками и высокими «сталинскими» потолками. Разглядывала на стенах репродукции картин Левитана с медитативными русскими пейзажами. В её номере, казалось, тишины было ещё больше. Тишиной пропитались тяжёлые портьерные шторы на окнах, тишина пряталась под настольной лампой с абажуром. Разве что скрипучий паркет «ёлочка» с тишиной не дружил, но его «голос» почему-то тишину только подчёркивал.
Ночью выяснилось, что номер Маричель был отнюдь не такой уж тихий. Окна номера выходили на Большую садовую. Шум машин проникал сквозь двойные заиндевевшие стёкла, не давал спать и так перевозбуждённой от поездки певице. Она вслушивалась в шуршание шин и рокот двигателей за окном и в какой-то момент эти звуки напомнили ей шум моря. Ей вспомнилась Барселона, и от этих мыслей ей стало немного теплее и уютнее, и она уснула.
На следующее утро, в день репетиции, Маричель позвонила редактор c радио. «Я знаю, что вы волнуетесь. Я хочу поддержать вас морально. Хочу приехать в гостиницу, чтобы вам не быть одной». Но позднее редакторша перезвонила: «У меня беда случилась, я не смогу приехать». Маричель знала реалии русской столицы, что в Москве всегда так — сложно. В любом случае, решила она, у неё не было много времени на общение. Ей нужно было распеваться, гладить платье. Она отрабатывала свой выход на сцену в коридоре гостиницы. Там её увидела горничная.
— Какое у вас красивое платье, — задумчиво сказала женщина, толкая перед собой тележку с постельным бельём, — и как вы хорошо выглядите!
Чтобы немного приглушить волнение, Маричель вышла прогуляться на Патриаршие. Она любила бывать в этих булгаковских местах, думать с улыбкой, а вдруг встретит там Воланда? Она попросила случайных прохожих сфотографировать её, сказала, что она испанка из Барселоны. Но люди ей не верили: «Какая ещё испанка? Откуда ты из России?»
Вечером за Маричель приехал водитель и отвёз её в концертный зал. На репетиции были другие певцы, ждали свою очередь. Маричель видела знакомые по телевизору лица, но не решалась подойти к ним и сказать: «Здравствуйте, я Маричель!». Никому ни до кого не было дела. Подумаешь, иностранка… Никто ни с кем особо не разговаривал. Каждый был сосредоточен на себе и своём выступлении.
Оркестр уже знал песню Маричель в нужной аранжировке. Продюсер попросил прислать ему запись заранее, правда, он хотел воровскую «Мама дорогая», но у Маричель её на диске не было, и поэтому взяли классику «Дорогой длинною». Маричель переживала, что эта песня слишком обычная, что любой иностранец смог бы её исполнить. В её репертуаре, думала она, были песни и поинтереснее.
Репетировали три раза, с танцовщицами, с тремя режиссёрами. Все нервничали. Каждый говорил своё:
— Вы мало двигаетесь, — говорил один, — Размашистее движения! Вы привыкли к маленькой сцене, а здесь не так!
— У неё все хорошо, не надо её трогать, — вклинивалась его коллега, — у неё вся экспрессия на лицо!
Маричель с замиранием сердца смотрела на зал — пока ещё пустой, но который уже через день должен был наполниться шестью тысячами русских людей. Впервые она собиралась петь для такой огромной русской аудитории…
Роюсь...
