В тот день тренировка дзюдо начиналась на спокойной рабочей ноте. Мы покувыркались вперёд-назад, поделали базовые броски для разогрева, и тут тренер Джорди усадил нас всех возле стенки и предложил необычную игру.
— Будем проводить рандори, но не все одновременно, как обычно, а по очереди. Только одна пара в центре зала, — сказал Джорди. — Вот, например, Хосе и Гектор, выходите.
Ребята послушно поднялись на ноги и вышли в центр.
— Представьте, что вы на соревнованиях. Один из вас, пусть Хосе, выигрывает по очкам. У его противника, Гектора, есть только 30 секунд, чтобы сделать какой-нибудь бросок и отыграться. Хосе тянет время. Ему не нужно рисковать, он ведь выигрывает. Но при этом у него три шидо. То есть, ещё одно штрафное действие и — адьос. Поэтому он не может в открытую убегать или отталкивать от себя Гектора.
Уловив идею, мы согласно закивали.
— Только давайте так, — сказал Джорди. — Если вы попались на бросок, не упирайтесь изо всех сил, пока не покалечитесь. Мы же не на олимпийском финале, ладно?
Первый бой прошёл бодренько. Гектор, который по условиям игры проигрывал по очкам, пытался атаковать, Хосе защищался, время закончилось, Гектор так и не смог провести бросок.
Далее, Джорди назвал моё имя. Мой противник, Марти, был килограмм на семь легче меня, но у него был коричневый пояс, а у меня пока только синий. Мне выпало проигрывать по очкам. Начался рандори, я стал атаковать, Марти ловко уходил от моих атак. Пару раз мы упали на пол, где у меня было преимущество, поскольку я сиреневый пояс по бразильскому джиу-джитсу и специализируюсь на борьбе в партере. Однако времени было слишком мало, я суетился, и потому не успел финализировать противника и проиграл.
Потом ещё было много боев. С каждой новой парой энтузиазм болельщиков всё возрастал. Участники не повторялись. Джорди поднимал тех, кто ещё не успел поучаствовать, они сидели на полу у одной стены, судил бой, и усаживал их к противоположной стене.
Когда все, отбившись один за другим, пересели к другой стене, Джорди сделал небольшую паузу, дал попить воды, передохнуть минутку и объявил второй этап игры. Он стал вызывать те же пары, но на этот раз другой человек в паре выигрывал, а второй пытался за тридцать секунд исправить своё положение.
Разгорячённые просмотрами многочисленных поединков, мы все рвались в бой. Наш настрой подогревало ещё то, что нам предстояло биться с тем же противником. Проигравший хотел отыграться, выигравший — закрепить за собой победу.
Хосе, победивший в прошлый раз, а сейчас по условиям проигрывающий по очкам, с особым усердием стал нападать на Гектора. Ощущение скоротечных тридцати секунд во втором раунде стало намного острее. Хосе хватал, вкручивался, подцеплял ногами Гектора, дёргал его, расшатывал оборону противника. Гектор выкручивался, контратаковал. В какой-то миг Хосе особенно удачно подцепил Гектора и с размаху впечатал его в татами.
— Иппон! — выкрикнул Джорди.
Хосе победил.
Вскоре, я опять оказался на татами напротив Марти. Была моя очередь выигрывать по очкам. Марти подскочил ко мне и вцепился мне в ворот, готовясь к броску. Под его нажимом, грубая ткань кимоно неприятно сдавила мне шею. Я поморщился, схватил руку Марти своей рукой, дёрнул изо всех сил. Ещё раз. С каждым рывком ворот, словно наждак, шоркал по шее, но рука Марти не желала оцепляться. В голове у меня пульсировало: «Он меня не бросит. На этот раз я должен победить!» Марти вкрутился в бросок, но я резко отстранился и попытался бросить сам. Марти попытался сбить меня подсечкой. На какие-то доли секунды я потерял равновесие и издал невольный хрип. Меня обдало жаром. «Он не сможет меня бросить! Я должен победить!» Марти вкрутился опять. Я попытался заскочить ему за спину, бросить его назад. Мы оба потеряли равновесие и свалились на пол.
Оказавшись на полу, я почувствовал мощный импульс откуда-то изнутри. Я был в своей стихии — это был мой шанс. До этого момента я был, словно горсть пороха, смешанная со свинцовыми зарядами, которую долго и упорно забивали в ствол какой-нибудь аркебузы, и вот, наконец-то, подожгли фитиль. Бах! Марти барахтался на полу, неуклюже пытался подняться. Я взрывным рывком подтащил его к себе, запрыгнул ему на спину, обхватил его ногами и пропустил руку под его подбородком, выйдя на очень мощный удушающий захват.
Сколько у меня оставалось времени? Три-пять секунд?
Я не думал о том, что я выигрывал по очкам. Я был ослеплён моим шансом придушить Марти. Воздух пах потом, во рту чувствовался солоноватый привкус крови от разбитой губы. Я давил что есть мочи. Марти терпел. Ну же! В какой-то миг беспокойство и сомнения куда-то улетучились. Я провалился в транс. Давить. Давить. Давить. Пульс отсчитывал секунды. Давить!
Я очнулся, когда услышал не то крик, не то хрип: «Хрэ-э-э-э-э-э!» Только тогда я увидел, что лицо Марти покраснело, глаза у него были выпучены. Я резко отпустил руку на его шее, оттолкнул его от себя. Марти стал тяжело кашлять.
— Ты в порядке? Ты в порядке? Прости! Я не хотел! Ты не сдавался, — запричитал я.
Подбежал Джорди. Марти, всё ещё пытаясь отдышаться, помахал рукой, мол, всё в порядке. Если бы я сделал кровяное удушение, он бы просто отключился на время, такое бывало со мной дважды, но я перекрыл ему дыхание, что было намного серьёзнее.
Когда он пришёл в себя, он успокоил меня. Ничего страшного, такое случается, он не в обиде. Он пояснил, что у него были зажаты руки, поэтому он не успел во время сдаться.
Как ни странно, наш случай только распалил остальных игроков. Поединки продолжились в ещё более интенсивном ритме. Что ни бой, то мощнейший бросок.
В один из очередных боёв вышли Хуан и Педро. Оба высокие, плотные, под 90 килограмм каждый. Португалец Педро — очень добродушный в жизни, всегда с ехидной улыбочкой, спрятанный за чёрными щетинистыми усиками и бородкой, но когда дело доходило до рандори он рвал и метал со всей дури. Хуан — румяный и улыбчивый, с волосами до плеч, наоборот в боях был мягок и осторожен. Когда Джорди дал сигнал к бою, Педро ринулся на Хуана, стал его дёргать то в одну, то в другую сторону и в итоге вошёл на бросок, называемый «сумигаеши» — резко присел и кувырком назад увлёк через себя противника. Хуан перелетел через Педро, да только не кувыркнулся, как следует, а попытался остановить падение, упершись рукой в татами.
Дальше я всё видел, как в замедленной съёмке.
Хуан по инерции продолжал лететь вперёд, а рука у него так и упиралась в татами. Вот он уже перелетел через голову, рука же загибалась в плече и локте под странным углом, вращалась, словно на шарнире, как у пластмассовой куклы. Хуан молча долетел до пола. Педро, как ни в чём не бывало, бодренько вскочил на ноги.
Я смотрел на всё это, не понимая, что происходит. Больше всего меня удивляло отсутствие какой-либо реакции от Хуана. Доли секунды я созерцал странно выгнутую руку Хуана, недоумевая причудам его анатомии, и тут Хуан закричал.
Педро отпрыгнул от лежачего, увидел руку Хуана, побледнел, глаза его округлились.
Хуан кричал и кричал.
Далее, я просто не мог на это смотреть и отошёл в конец зала. Остальные ребята повскакивали со своих мест, кто-то подбежал к корчившемуся на полу Хуану, кто-то, восприимчивый, типа меня, отошёл в сторону. Педро стоял рядом со мной, прикрывал лицо руками, болезненно морщился при каждом крике Хуана.
— Как же так! Я ведь совсем не хотел… — бормотал он.
— Ты всегда очень неосторожно кидаешь, — вырвалось у меня, и у тут же пожалел о сказанном.
Педро поник ещё больше. При очередном крике Хуана подбородок у него затрясся. Он кусал губу и то и дело бросал взгляды на распластанную вдали фигуру на татами.
Крики раздавались с некоторыми интервалами. Видимо, боль накатывала на Хуана волнами. Краем глаза я увидел, что к Хуану привели чёрного пояса с нижнего этажа, имя я его не знал, говорили, что он доктор. Ему помогала Мириам, из нашего зала, тоже доктор по образованию. Рядом с ними был Джорди, он, как и Педро, не находил себе места, перетаптывался с ноги на ногу, невольно отводил глаза от Хуана, но потом видимым усилием воли возвращал взгляд к своему покалеченному ученику. Джорди всегда очень боялся за нас, всегда нехотя проводил рандори, всегда предупреждал нас быть осторожными, и вот, надо же… Наверняка он ставил происшедшее себе в вину.
Врачи осматривали руку Хуана, прощупывали суставы, связки. Тот кричал.
— Она что у меня так теперь останется?!? А-а-а!
Я слышал, как доктор с чёрным поясом успокаивал его.
— Спокойно Хуан, всё выправят, срастется, не переживай.
По очередным крикам я понял, что он выгибал руку Хуана, которая, судя по перешёптываниям товарищей, выгнулась в локте в другую сторону. Хуан кричал.
— Я не могу терпеть, мне жжёт все!
— Мы тебе сейчас снимем кимоно. В больнице тебе поставят укол, но до больницы в машине тебе нужно будет терпеть, понимаешь?
— Я до больницы дойти не смогу! А-а-а!
Ребята продолжали его успокаивать. Я слышал, что кто-то притащил пакет со льдом, врачи поблагодарили его и — я обернулся — приложили Хуану на ключицу. Острый момент прошёл, порой слышались даже осторожные шутки докторов. Рука уже не выглядела, так страшно, как в начале, была почти под естественным углом, и я уже мог спокойно смотреть на происходящее, хотя и издали.
— Ты сейчас будешь резко дергать руку? — спросил Хуан доктора.
— Не буду. Мы сейчас её медленно согнём и закрепим на повязке. Хорошо?
— Да, да, я буду, буду терпеть.
Минут через десять-пятнадцать Хуана подняли на ноги. Он больше не кричал, только кряхтел и морщился. Перед тем, как сделать первый шаг, он сделал глубокий вдох.
— Как ты?
— Я в порядке, я пойду.
Когда Хуана отводили в раздевалку, народ стал хлопать ему в ладоши, чтобы поддержать его и показать ему своё сочувствие.
Продолжать тренировку мы уже, конечно, не смогли, выстроились молча в шеренгу, поклонились и пошли переодеваться.
На крыльце спортзала я столкнулся с Хуаном. В больницу его сопровождал Педро. Лицо у Хуана было бледное, но в глазах уже не было того страха и беспокойства, как в зале. Садясь в такси, он оглянулся на меня и стоически улыбнулся. По этой его улыбке я понял — лишь только он залечит руку, он вернётся. Педро, бледный и осунувшийся не меньше Хуана, приветливо помахал мне из салона. Он тоже вернётся. Я улыбнулся им в ответ.
Роюсь...
