От метро Падуа в Сан Жерваси поднимаюсь по лестницам, по виляющим улочкам, дворикам. Кругом всё чисто, ухожено, чувствуется, что район не из дешёвых. Дома на склонах утопают в зелени деревьев. На подъездах бирки «protección official» (государственная защита) – что означает, распродавались квартиры в полцены и, вероятнее всего, по блату с властьимущими.
Где-то на середине холма начинается парк Монтерольс. На его входе табличка: «Холм Монтрольс был частью старинной частной усадьбы с садом и лесом, площадью в 1,94 гектара. В 1947 это место стало публичным парком. Архитектор и управляющий парка Льюис Рьюдор реорганизовал сад, сохранив лишь общую структуру романтической эпохи.»
Обнаруживаю я парк случайно, гуляя, по казалось бы такому знакомому Сан Жерваси. Настроение у меня медитативное, но вместо того, чтобы застыть в уединении в одной позе, я хожу по городу, как призрак, впитываю в себя окружающий мир и прислушиваюсь к своим ощущениям.
Неподалёку от входа в парк я обнаруживаю баскетбольную площадку с одним кольцом. Несколько детей долбят по нему мячиком. Полукругом возле площадки расставлены скамейки для зрителей. Ветер колышет листву платанов, их ветви тянутся вверх к солнцу. Рядом сосны, усеянные шишками. Вдоль земляной дорожки тянется каменный сток. Мужик с CD-плеерем на ладони вышагивает неторопливо, покачиваясь из стороны в сторону. Рычит из кустов чёрный пес с белой лапой, роется в земле.
Дорожка поднимается всё выше и выше, петляя. Сквозь деревья пробивается розовое закатное солнце. Навстречу мне попадаются бегуны, болтают между собой:
— Пуфф, это не парк, а просто лабиринт какой-то! (исп. ¡Puff, no es un parque, es un labirinto!)
Я выхожу на площадку со скамейками. Там прохаживается лысый мужик с бульдогом, брюнетка с доберманом. На другой площадке с видом на город земля усеяна цветами сирени. На скамейке сидит паренёк со злым лицом и напряженно смотрит вдаль. Я сажусь неподалёку. Дома с роскошными террасами, колоннами и целыми садами на них, сужают обзор. Вдали виден уголок моря в розовой закатной дымке, небоскребы Мапфре у пляжа, трубы тепловой электростанции Бесос, верхушки Торре Агбар и Саграда Фамилия. Смотрю на них из-за деревьев, словно из засады.
С детской площадки наверху доносится то смех, то плач, то визг и крики детей. Поют птицы со всех сторон на разные голоса. Ветерок поглаживает лицо. Клокочет вертолёт высоко в небе. Тетушка в джинсовке побрякивает поводком, за ней плетется унылый бассет-хаунд. Из кустов магнолии попахивает собачьими делами.
Я встаю и иду на самую вершину холма. Там на уровне шестого этажа соседних домов, 121 метр над уровня моря, я обнаруживаю странное дерево, похожее на человеческую фигуру с длинными когтистыми руками и длинной шеей, с маленькой головой и открытым ртом. Дерево стоит с распростёртыми руками к небу и словно кричит что-то ввысь. Бледнеют огни замка Тибидабу вдали. Птичка мелькает на фоне потемневшего неба, делает пируэт и пикирует в кусты за деревом.
На лицо мне падает первая капля дождя.
По извилистой тропке, обнесённой камнями, мимо пальм, как грибов растущих кустом из одного корня, мимо девушек, держащихся за руки и перешёптывающихся между собой, быстрым шагом я покидаю парк через другой вход и с просветлевшей головой, под дождём без зонта спускаюсь домой по проспекту Мунтанер.
Роюсь...
