На пляжах Барселоны в покое лежать невозможно. То и дело маячат пакистанские разносчики пива и прохладительных напитков (“Сервеса!! Бир!! Кола!! Агва!!”) и противные на вид китайские массажистки (“Массахе! Массахе!”). Ахр! Иногда они тащатся прямо один за другим. Не успеваешь отмахнуться от одного, другой уже с тем же самым лезет ‒ вдруг ты передумал? Из тех, кому я готов платить, только кокосоносы (1-2 евро за покусоченную половинку), а из тех, кто мне нравится ‒ the разносчик пончиков. Бывает он довольно редко, но когда появляется ‒ все взгляды обращены к нему. На его голове поднос размером с колесо бигфута, а на подносе навалено пончиков в высоту Пиреней. Поднос балансирует на чернявой макушке без поддержки рук, при этом мускулистый хозяин головы носится по пляжу быстрее скутера. То и дело он покачивается на месте, чтобы уравновесить поднос, подсаживается, просаживается, вихляет на поворотах. Из-под ног весельчака вылетают залихватские облачки песка. Он кружится, смеётся, напевает гимн пончиков, сам наслаждается своим представлением. С одурманенных зноем лиц туристов сходит мутная пелена, на губах проявляются улыбки, глаза зажигаются интересом. Кто-то машет разносчику рукой: “Сюда! К нам! Хотим!” Но большинство неотрывно следит в предвкушении самого интересного (но пока ни разу не случившегося): момента, когда циркач неловко споткнётся, и поднос с грудой жирных пончиков, перевернувшись, хлопнется на песок.

пляж, улица

Самолёт прилетел поздно. Добравшись до площади Каталонии на экспрессе, я побрёл домой пешком по улицам ночной Барселоны. По дороге мне встретился каталонец Виктор, будущий криминалист, мой давний приятель по джиу-джитсу.
‒ Олег, какая встреча! Как дела?
Я рассказал ему, что летал в Вену.
‒ Был я в Вене как-то, ‒ сказал Виктор и поморщился. ‒ Мне не очень понравилось. Народ там какой-то чопорный, неприветливый. Со мной вообще как-то плохо обращались. Представляешь, заходим мы в с отцом в отель. Отец у меня светлый, белокожий, а я в мать ‒ тёмный, волосы курчавые. Так они отца пропускают, а мне говорят: “Стой, куда это ты, мальчик??” За цыгана и бродягу принимают. Так неприятно, кто бы знал. Лучше я уж в Италию буду ездить. Там я, считай, как свой.

австрийцы, каталонцы, улица

Сама хозяйка Ева встречает меня на входе “борделя”:
‒ Проходи-проходи, располагайся поудобнее, ‒ говорит она. ‒ Вот наше меню, пока можешь присмотреться, выбрать, кто тебе нравится.
Внутри полумрак, всё в красно-чёрных тонах. С десяток гостей лежат, развалившись, на удобных диванчиках. Две или три “поэтессы” в вызывающих одеяниях курсируют между клиентами. Открываю меню: там фотографии девушек и краткое описание. У каждой своя история, свои особенности, свои темы. “Они что, всерьез?” ‒ мелькает шальная мысль, но тут же от неё отмахиваюсь. При таком качественном исполнении не трудно и поверить. Улыбаюсь. О “Prostibulo Poetico” я знаю через Интернет. Ева (американка Келли Свит) раскручивает аналог нью-йоркского проекта в Барселоне. Идея необычная: группа поэтов, стилизованных под проституток, устраивает приватные и групповые сессии посетителям “борделя”. Только вместо интимных услуг предлагает клиентам стихи. Садишься в укромном уголке с девушкой (или парнем) и проникновенно слушаешь её/его поэзию на английском или испанском. По окончанию обычно оставляешь небольшую плату за оказанную услугу. Помимо прослушивания стихов можно также пообщаться с хироманткой и “слепым” картёжным гадальщиком. В программу также обязательно входит довольно качественная живая музыка, а иногда и профессиональный стриптиз. Хотя уровень стихов самый разный ‒ всё же, поэты начинающие, проект существует вот уже несколько лет и, благодаря необычной идее и упорству мадам Евы, уверенно набирает популярность. С каждым разом шоу становится всё изощрённее и интереснее. Последний раз, например, встреча проводилась в барселонском порту Форум, на борту яхты.

американцы, проекты, события

Маша работала многопрофильным переводчиком для российского промышленного предприятия, которое активно сотрудничало с Европой. Однажды её попросили сопроводить группу российского руководства в Барселону. Наши встречались с испанскими коллегами, посещали их офисы, заводы, и, конечно, совместно развлекались. Испанский наши не знали, но особенно старались закрепить дружеские отношения:
‒ Амигас, амигас! ‒ восклицали они. ‒ Бониссимо! Мучас грасиас, амигаc!
Испанцы тоже были рады встрече, но от восклицаний русских коллег слегка морщились. На третий день они подозвали Машу:
‒ Послушай, ты ‒ большая умница, не могла бы ты попросить своих, чтобы они перестали звать нас “подружками”?
Маша смущённо улыбнулась. Она, конечно, слышала ошибку, но донести её до начальства не решалась. Дело в том, что в русском «о» часто произносится как «а», если на него не падает ударение, и русские часто заменяют «о» на «а», разговаривая на иностранном языке. В испанском же они чётко разграничены и меняют суть слов: “амигО” ‒ друг, “амигА” ‒ уже подруга. Понять это нашим легко, но поменять привычку?? Не одноязычному начальству и не за пять дней!

испанский, русские, язык

Жозеп с интересом копается в новостях.
‒ О, сегодня вышла новая Nintento 3D! ‒ вдруг восклицает он.
‒ Будешь покупать? ‒ спрашиваю.
‒ Чёрт, даже не знаю… Хочется, но только вот недавно на память потратился. Слишком много бабла в компы. Надо бы экономить. Ё-маё, я ведь каталонец! (Soy catalan, ostia!)

каталонцы, офис

В нашей секции дзюдо есть один украинец, зовут его Киприян или просто Кипри. Крепкий и упорный парень, тяжелее меня на 15 кг, но поскольку бразильским джиу-джитсу он не занимается, в борьбе на полу он мне позиционно уступает, хотя и финализировать себя ни в какую не даёт. Однажды мы особенно жёстко сцепились. Сидя сверху, я перекрестил запястья у Кипри на вороте и взял его на удушение. Кипри запыхтел, покраснел, но не сдался, а умудрился перевернуться вместе со мной и оказаться сверху. Просунув свои руки между моими он схватил меня на удушение воротом. Мне казалось, что Кипри сдастся быстрее, поэтому вырываться я стал слишком поздно. В какой-то момент я услышал глухой протяжный звук: БВУ-У-У-У-у-уууп… Словно в мире звуков замедлили плёнку и затем остановили её совсем. Мгновение и картинка передо мной изменилась. Я лежал на спине, а надо мной нависал тренер Джорди.
‒ Олег! Олег! Ты в порядке?
Я был в порядке. Только слегка гудела голова и не покидало ощущение будто всемогущий оператор вырезал пару минут из моей жизни. Словно их и не было для меня совсем.
‒ Сколько вам говорил ‒ не терпите до последнего! Сдавайтесь пораньше. Инцидентов нам ещё тут не хватало, ‒ сетовал Джорди.
Но самое интересное, что ни боли, ни удушья я в момент потери сознания не чувствовал. Отключился и всё. Хорошо, что только на минуты.

дзюдо, украинцы

Рома приехал в Барселону три года назад. Друзей у него тут совсем не было, и поэтому он с особой настойчивостью ходил на тусовки разного, но в основном неформального, толка. Знакомых появлялось очень много, но по-настоящему сдружиться всё как-то ни с кем не получалось. Однажды после одного хеви-металлического концерта он задержался в зале, попить пивка. Поболтал с одним приятелем, с другим, утомился и присел на полу возле стены. То и дело прикладываясь к бутылке с “Сан-Мигелем”, он флегматично разглядывал окружающую его публику. Среди массы народа, разгорячённой тяжметом и алкоголем, выделялся один печальный “волосатик”, который слонялся туда-сюда, словно не зная, куда приткнуться. Рома наблюдал за броуновскими движениями паренька минут пять, затем встал и подошёл к нему.
‒ Я смотрю, ты тут друга ищешь, ‒ обратился Рома к пареньку по-английски.
“Волосатик”, словно очнувшись от самого себя, растерянно посмотрел на собеседника.
‒ Так вот, я ‒ твой друг, ‒ заявил Рома и протянул пареньку руку.
Паренёк был испанец, но не местный, звали его Алекс. Руку он Роме пожал, они выпили пивка, разговорились. Через некоторое время они действительно стали хорошими друзьями, и общались ещё около года, пока Рома не уехал обратно в Москву.

испанцы, отношения, русские

Моя приятельница Павлина ‒ чешка, а разговариваю я с ней всегда на испанском. И хотя у нас обоих английский лучше испанского, за месяцы общения мы не проговорили на английском и десяти минут. Когда мы пробуем английский, выходит слишком официозно и бездушно, словно мы заключаем пакт о перемирии или договариваемся об условиях поставок. Испанский намного теплее, неформальнее, естественнее. К тому же он создаёт ауру некой аутентичности, будто мы настоящие испанцы, живущие в Испании. Я привык к Павлине-испанке, и поэтому странная штука происходит, даже когда мы пытаемся говорить не на чужеродном английском, а на родных чешском и русском. Передо мной словно другой человек, которого я совсем не знаю. Чужая мимика на лице Павлины, непривычные нотки в её голосе, иные жесты. Очень сюреалистичное ощущение, словно мой друг одержим демоном. При этом, в отличие от английского, я понимаю, что это и есть настоящая Павлина-чешка, она говорит на своём родном языке. Чешский я понимаю с трудом, а у Павлины сложности с моим русским, поэтому нам приходится переспрашивать и даже простые вещи повторять по-нескольку раз. Мы можем общаться так 5-10 минут, а потом, при очередном недопонимании, один из нас неизбежно опирается на такой удобный и на контрасте родной испанский. С какой радостью мы опять надеваем маски испанцев!

испанский, русский, чешский, язык

Один мой приятель приходит в крупнейший испанский банк “Сантандер”, чтобы получить кредит на покупку квартиры. Все документы у него на руках, просит подсчитать проценты за кредит, детали вкладов и выплат. Перед ним женщина клерк, устало говорит:
‒ Es muy complicado. (Это очень сложно.)
Мой приятель ошарашенно смотрит на неё.
‒ В смысле, сложно?
‒ Calcúlelo su mismo. (Посчитайте самостоятельно.)
Мой приятель мягко так настаивает, но в голове у него проносится, конечно, вереница совсем не мягких мыслей, что-то типа: “Fuck you! What do you mean it’s complicated? Calculcate my fucking mortgage.”
Клерк упирается ещё какое-то время, но видит, что клиент занудный, просто так от него не отвяжешься. В итоге, нехотя соглашается. Под контролем моего приятеля рассчитывает ему все цифры. Получается слишком много. Мой приятель недовольный уходит. Женщина вяло смотрит ему вслед. Что это? Жара-август? Или просто… Испания?

бюрократия, испанцы, менталитет

Испанка Эмма, наш бухгалтер, ходит по офису в цветастом сарафанчике и шутя приговаривает:
‒ Soy la uniqa chica. Nadie me quiere. Nadie me ve. (Я единственная девушка. Никто меня не любит. Никто меня не замечает.)
Хотя и тяжело ей в исключительно мужской компании угрюмых технарей, она никогда не унывает. Всегда приветлива, весела. За день хотя бы раз да услышишь её заливистый смех.
Когда мы обустраивались в новом офисе, на одном из туалетов мы повесили значок с мужчиной, а на другом какой-то остряк предложил просто прилепить фотографию Эммы. Ведь это будет исключительно её комната.
‒ Ха-ха, ну вот уже наймите мне какую-нибудь девушку! Я хоть с ней о туши, платьях и детях смогу поговорить. Думаете, легко вас сутки напролёт выносить?
Но девушки у нас почему-то не приживаются. Практикантки приходят и уходят, а новые долговременные сотрудницы к великому сожалению гетеросексуальной части коллектива не проходят дальше собеседования.

геи, испанцы, офис